Не помню, то ли немногим ранее, то ли сразу после объявления войны, к нам пришли какие-то чиновники, которые хотели осмотреть верхнюю комнату нашего дома. Наш дом был на краю естественной террасы – трехэтажный дом с цоколем, на склоне холма, ведущего к деревне. Поскольку c чердака открывался отличный вид на долину, нам сказали, что его, возможно, придется использовать в качестве наблюдательного пункта или огневой точки.

Это была идеальная жизнь: мы плавали через Темзу в Валлингфорде, ходили на веслах, отправлялись в долгие прогулки, играли в теннис и бадминтон в спортзале, танцевали и ездили на грузовике в Новый Оксфордский театр. В рабочее время можно было посещать и уроки изобразительного искусства: многие женщины были бывшими студентками художественной школы в Слейде, уровень обучения был очень высоким. Я тоже очень интересовалась искусством. Были также и уроки французского, и класс музыкальной литературы.

Однако, несмотря на страх и печальные события вокруг, мы встретили еще одно Рождество. Мы встречали его в добром здравии и в полном составе: моему отцу удалось попасть домой в увольнение из ВМФ. Это было счастье. Все возлагали надежды на Новый год, который, как мы мечтали, принесет мир и свободу.

В 1944 году мой зять Рон был артиллеристом и механиком-водителем в армии. Было весьма вероятно, что его пошлют за границу – воевать на полях сражений в Европе, и потому он решил получить от своего полковника разрешение жениться. Полковник дал ему 48-часовой отпуск по этому случаю.

Я заметил странный самолет, над которым трудился русский механик, пытавшийся починить протекающий кран подачи топлива над двигателем. Чинил поломку он с помощью паяльной лампы и паяльника, но паяльник остывал слишком быстро, так что справиться с задачей было очень нелегко. Я взял свою паяльную лампу и встал одной ногой на крыло, а другой — на колесо напротив механика.