В день, когда стало известно о войне, 3 сентября 1939 года, мама и свёкр были у нас в гостях. Поскольку Найджел, мой муж, был в резерве Шервурдского егерского полка и в любой момент мог быть призван, а я была на третьем месяце беременности, мы решили, что мне стоит переехать обратно в Тивертон, мой родительский дом. Решение о переезде было правильным – Найджела призвали в Ноттингем уже 6 сентября.

Мои детские воспоминания в большей степени состоят из эпизодов, когда я пыталась заснуть, а по стенам не переставая двигались лучи от прожекторов, и были слышны взрывы и выстрелы. Помню, как днём в небо поднимались аэростаты заграждения, которые мне ребёнку казались милыми и даже домашними, и как гудели сирены воздушной тревоги, от которых становилось очень страшно.

Удивительно, что мой совершенно случайный выбор дюжины пластинок оказался действительно удачным. Я возвращался на корабль, прижимая к груди свои двенадцать дисков – у меня не было ни сумки, ни чего-то другого, в чём бы можно было их донести, дорога была очень скользкой, и мне пришлось идти очень аккуратно, чтобы не упасть и не разбить пластинки.

Мне уже исполнилось семнадцать лет, когда в Польшу вторглись немецкие войска. Какое-то время немцы относились к нам хорошо. Мама знала немецкий язык, и это помогало общению. Но потом они начали забирать детей, зачастую совсем маленьких, не старше трёх – пяти лет, светловолосых и голубоглазых, как настоящие арийские дети или «дети Гитлера», как ещё их называли.

Между тем в Роттердаме люди умирали тысячами. Не было гробов, не было лошадей, чтобы везти катафалки, не было сил, чтобы копать могилы и перевозить тела на кладбища за городом. На окраинах людей хоронили в неглубоких могилах везде, где только можно было её раскопать. Церкви были переполнены трупами. Не было ни бумаги, ни ткани, чтобы прикрыть тела.

Говоря словами армейского путеводителя, американский солдат оказался «прямо в сердце Южных морей». Обычно он приезжал сюда либо до, либо сразу после дозы ужасов войны, полученной на каком-нибудь острове в Тихом океане, и в буквальном смысле попадал на землю молока и мёда, заботливых матерей и прекрасных девушек.

То, как нация рассматривает своё прошлое – вовсе не нечто ничтожное или просто задание из учебника. Наша точка зрения на историю формирует наши действия в настоящем, зачастую с серьёзными последствиями для будущего. Делая выводы из нашего понимания прошлого, мы создаём или поддерживаем политику, в значительной степени влияющую на множество жизней.

Однажды произошло событие, которое дало мне надежду, что всё ещё может наладиться. Это было почти сразу после Пасхи, мы с тётушкой Мэри ехали из бабушкиного дома к нам. Тётушка решила, что мы не поедем весь путь на трамвае, а немного пройдём пешком, чтобы сэкономить на стоимости проезда.

Мне тогда было семь лет. Помню постоянное чувство страха и неопределенности, которое испытывал, когда смотрел кинохронику и слушал радиорепортажи о воздушных налетах и сражениях гражданской войны в Испании, свой страх от звуковых и световых сигналов воздушной тревоги.