Фронт неумолимо приближался к рубежам обороны 24-й армии. Однако пока еще прямого соприкосновения с противником батальоны не имели. Но вся обстановка говорила о том, что уже пробил час боевых испытаний для 166-й стрелковой дивизии, как и для всех войск 24-й армии.

Помню как несколько раз, чаще всего где-нибудь на большом поле или на опушке леса, встречались нам сгоревшие танки, машины, разбитые орудия. Причем это была и наша, и немецкая техника. Видимо, только день-два назад здесь шел жестокий бой. Стороны стояли до конца, насмерть. С грустью и гордостью думал я о тех, кто днем раньше шел впереди нас, шел с боями, погибая сам, но и врагу пощады не давал.

Там же, на вокзале, я невольно услышал разговор двух железнодорожников. Они что-то выстукивали молотками под нашими вагонами. Один из них сказал: «Видишь, сибиряки пошли воевать. Они-то точно сломают хребет этому псу — Гитлеру». От этих слов невольно появилось чувство гордости за сибиряков. За моих ребят, за меня самого. Вместе с тем закрадывалось сомнение — а сумеем ли мы выполнить наказ этих простых людей?… »