Дневниковые записи

Может быть правильнее было бы назвать события конца апреля – начала мая – «майская бойня»? Всякая неудачная, на авось начатая операция может быть названа бойней. Наша бойня была верхом бездарности, авантюризма, безответственности. Недаром в сборнике Генштаба «не ниже командиров батальонов» было написано, что Кестеньгская операция апреля-май 1942 г. ...

Настало 6 ноября. Воспоминания мучили меня. Всего год назад была Зина, демонстрация в солнечный день, подарки Борису. А сейчас – в моих любимых местах у Истры – немцы, жизнь рассыпалась. Кругом – мрачная грозная казарма, чужие непонятные и даже чуждые мне люди. Везде – ночь, треск немецкой морзянки, голод, непогода, смерть.

Попросив раз утку и вдоволь натерпевшись стыда, я уже ни разу больше не прибегал к услугам сестер и нянь. Стоило это мне большой боли, но стыд был хуже боли. Война настигла нас и в Вологде. Часов в 11 утра завыли сирены, и нам приказали спускаться вниз. Я спустился и никогда уже больше не делал этого. Лучше было попасть под бомбу, чем терпеть такую боль.

На КП шла бестолковая суета. Зуммерили телефоны, командир полка требовал, чтобы батальон форсировал какую-то речку. У нас не было никакой связи с ротами, вокруг рвались мины, впереди густо стреляли. Бубенчиков помалкивал. Слева летали большие желтокрылые самолеты с черными крестами. Ярко светило солнце, а мне было страшно и стыдно, я не знал, что же мне делать?!

Моему поколению досталось слишком много впечатлений, чтобы они не внушили отвращения к новизне у нас самих и не представили интереса для наших детей. Я видел Николая II, первомайскую демонстрацию 1917 г. Махно, Шкуро, гражданскую войну, стоял в очереди к колонному залу в январе 1924 г., слышал Троцкого, был...

К сожалению, записи в дневнике очень лаконичны, а интереснейшие подробности ушли навсегда, он редко рассказывал о войне. Названия некоторых населенных пунктов в дневнике, наверное, за эти годы изменились, но мы решили оставить их такими, какими они были записаны в дневнике, думаем, что так будет лучше для истории.

Помню, вбегает солдат и сообщает, что от прямого попадания убит весь пулеметный расчет, который толь­ко что вышел на пост, сменив товарищей. Прекратив отдых, выбегаем на пост, заменив убитых, устанавлива­ем свои пулеметы. За последнее время передовую укре­пили дополнительно огнеметами, которые установили сплошь по всей траншее. В секрет выходили группой...

Сытный аппетитный завтрак на лоне при­роды - и короткий сон наступает незаметно. Вечером 21 июня 1941 года, собираясь после работы на озеро Антипино, мы решили провести на озере две ночи. Но сейчас что-то вдруг захотелось домой, в деревню. Этого раньше с нами никогда не бывало. Степан Васильевич беспрерывно курил одну трубку за другой, сидя на...

Живу я по-старому, надеждой, что мы скоро прогоним врага и супостата в его Vaterland. Довольно он у нас набедокурил, пора и честь знать. Здоровье мое то так, то эдак. В бомбоубежище не ходим, мне носить туда свои восемьдесят лет трудно. Много читаю, сейчас занят чтением некоего Исаака Масса, голландца, описывающего XVI век до конца царствования...

В бомбоубежище Михаил Васильевич шел с неохотою, почти по принуждению или в виде руководящего примера для семейных. У него не было никакой тревоги за себя. Не без мнительности относившийся ко многим своим старчес­ким недугам, иной раз преувеличивавший их опасность, в действительной опасности суровых будней он обнаруживал бодрящее спокойствие и твердую высоту духа.

В эти страшные дни, в квартирах с выбитыми стеклами, закопченных и пропахших нечистотами, люди превращались в чудовищ. И перед теми, кто до конца сохранил человеческий облик и среди этого ужаса остался духовно на прежней высоте – перед теми мое особое преклонение.

Когда на улицах Ленинграда нельзя было найти ни одной кошки или собаки – за них давали большие деньги, - когда были вытрясены все мешки из-под крупы и в буфете тряпкой сметены все крошки вместе с пылью, вытряхнуты все коробки, - мы с Зиной мечтали поймать хоть мышь.

Мы готовимся к встрече Нового года. У нас остался еще стакан черной дурандовой муки, немного студня из лошадиной головы и кусочек шоколада. Мама нашла еще в буфете косточки от компота. Они заменят нам традиционные новогодние орехи. Придет Беллочка. Папа до 12 часов ночи дежурит в домоуправлении.

Подъем в 7 часов. Оправка кровати, умывание, причесывание и доение козы. Позавтракала: какао с бутербродом: хлебом с маслом, затем в школу. Ни разу не спросили по Конституции. Получили письма от тети Вари. Они там все хлопочут о вызове. Может, что и выйдет.

После ноябрьских праздников началось заметное ухудшение в питании. Хлеб убавили еще. В бомбоубежище стали приходить побледневшие и похудевшие люди. Уже и наши запасы сухарей и чечевицы подходили к концу, уже больше говорили о еде. Но еще были силы, настроение было бодрое.

Ощущение закапывания живым в могилу. Раззор, разборка института, отъезд в казанские леса неизвестно на что, бросание квартиры с книгами… В молодости это показалось бы невероятной авантюрой. Сейчас это почти самопогребение.

Мыслей в голове совсем нет. Не могу связно изложить мысли на бумагу. Если эта жизнь продлится дня три-четыре, она доконает совсем. Это хуже, чем в поезде, хуже, чем под елкой. Там хотя бы еда была. И своя оставалась, и товарищи делились. А сейчас работы нет, еды почти тоже. Хлеба два кусочка на день весом около ста граммов вместе, сахару десять граммов...

Словно в соответствии с мрачной окружающей местностью изменилась погода. Полил мелкий неприятный дождик. Вокруг хмурый неприветливый лес, при одном взгляде на который представляется мокрая одежда и хвойные иголки за шиворотом. Мы на маленькой одинокой станции с незнакомым названием. Неприятно было выходить, лучше бы дальше ехать. На мокром песке, под мелким колючим дождиком мы топтались, немного...

Наверное, ни­когда больше не повторится то, что пришлось нам пережить за год ленинградском жизни. Несмотря на пережитые кошмары, покидаю Ленинград с чувством светлой грусти. Почему-то расставаться жалко. Расстаюсь, как с близким че­ловеком, с которым вместе прожил большой и важный кусок жизни. Увидимся ли мы когда, кто знает?

В школе только и разговоров что об эвакуа­ции. Хорошо бы уехать, пока на Ленинградском фронте ни­чего серьезного не началось. Мама была в Облоно и ей там сказали, что можно получить направление в неоккупирован­ные районы Ленобласти. Мама считает, что уезжать далеко от Ленинграда не стоит. Узнал о соглашении между нами и Америкой.