День, который будет помниться

Родился 15 декабря 1921, в городе Бежецке, Калининской области. Учился на филологическом факультете Московского Педагогического института (с 1940). Окончил сценарный факультет ВГИКа (1949).  В годы войны работал на военном заводе в Тбилиси.

 Запись Сани: 1941 г. 22 июня. Это одни из тех дней, которые будут помниться долго. Хотя с тех пор прошло 3 месяца, но помню я его хорошо.

22 июня 1941 года

Погода была серая. По небу тянулись низкие облака. Я, как обычно, встал поздно. Слушаю дневные известия по радио. Объявляют: сейчас выступит Молотов. Молотов! С его выступления начались предыдущие военные кампании. Я и Оля со вниманием ждем. Оля дома, сегодня воскресенье. И вот оно, выступление. Молотов странным голосом, с усилием и надрывом, обращается к гражданам и гражданкам Советского Союза и сообщает, что сегодня утром германские войска перешли нашу границу, и утром же немецкий посол в Москве вручил ноту о начале войны. Война! Война с Германией! Я взволнован. Где тут сидеть дома и зубрить. Я спешу на улицу и сразу же встречаюсь с Сайком и Иваном. «Война! Война!» Мы обмениваемся рукопожатием и идем к Гоше. У него такое же настроение. Все к черту! Дамоклов меч оборвался!

Что же в кино, в последний раз на комедию? Хотя, может быть, вскоре увидим «Диктатора».

В » Повторном» — «Когда пробуждаются мертвые» с Игорем Ильинским. «Едем!» Побежали домой переодеться, и снова встретились у Гоши. Прибыли в кино. Очередь. Нас шестеро. До сеанса еще много времени. Сидим на бульваре у памятника Тимирязеву. На углу репродуктор. Время от времени все бросаются к нему: передают новые приказы — об угрожающем положении, о затемнении.

Я и Гоша купили географические карты СССР с последними границами. Теперь это исторические карты. До сих пор они валялись в ларьках, и их не брали. Теперь так и покупают. Публика бросилась покупать всё. Это было какое-то безумие. Не успел Молотов договорить своей речи, как по улицам люди побежали в магазины. Когда мы ехали в кино, везде были видны длинные очереди. К булочным невозможно подойти. Мы поехали не пообедав, захотели поесть, но ничего нельзя было купить. Очереди стали даже за горячими пирожками. Это была паника. Перед публикой встал страшный призрак карточек, ограничений военного голода.

Только в кино мы смогли поесть бутербродов. Саёк подходил за бутербродами несколько раз. Когда он подошёл, чтобы купить конфеты, продавщица, увидев его, молчаливо стала накладывать бутерброды. Мы засмеялись над Сайком по этому поводу. А в кино джаз. Программа прежняя. Только вначале для приличия сыграли патриотическую песенку, а потом обычное громыхание. Да, собственно, москвичи почувствовали войну по-настоящему только через месяц, когда вспыхнуло зарево от первого немецкого налёта на Москву. Там немцы брали Белосток, а здесь ещё гремел джаз.

Объявление войны на меня подействовало размагничивающе в отношении занятий, так что перед психологией, несмотря на малое количество времени, я и Саёк поехали в Измайловский парк, где сначала гуляли, а вечером смотрели бокс. Когда приехал домой, написал:

Моё отечество — страданье,
Мой путь — бесконечная даль.
Мой удел — без ответа желанье
Моё имя — печаль.

Запись Оли: 1941 г., 22 июня — 23 июня.

Ещё не кончил речь Молотов, а уже захлопали калитки. Женщины с сумками побежали в магазин. У меня тоже возникло это желание, но я подумала — поздно. Сейчас там будет давка. Так и сказала маме, которая стала собираться в магазин. Что будет с Сашей, Юрой? Общий страх охватил меня.

Затемнение… Я готовлю шторы. Одна штора осталась от войны с Финляндией.

Легли спать как всегда, а проснулись от завывания сирен. Маму охватила дрожь. Все вышли на улицу с маленькой Любой на руках, которая проснулась и ничего не понимала. Где убежище? Куда идти? Милиционер на углу. Все обращаются к нему, но он не знает. Говорит: «Метро», но до метро далеко. Мама бледная, трясутся руки, она с трудом стоит. Пошли домой.

Поразило то, что первая ночь войны, а германцы над Москвой. На работе говорили, что это была ложная тревога, а другие говорили, что прорвался германский аэроплан.

На работе все возбуждены. Но многие после бессонной ночи не чувствуют усталости, а, наоборот, возникло желание быть там, где трудно. Разве можно сейчас сидеть на стуле и делать свою обычную работу?

Мы с подругой поехали на Хорошовское шоссе за песком. Сидим в кузове, с нами заступы. Ветер треплет волосы, платье, но приятна быстрая езда. Кончилась старая жизнь.Что я буду делать во время войны?

Привезли песок, и мы таскаем его на чердак по недостроенной лестнице. Здесь полутьма. Широкая лестница, не покрытая мрамором. Может по ней, кроме нас, таскающих песок, никто никогда не пройдет, и она будет разрушена бомбами? А кругом паутина, слои пыли, доски. Завтра мы будем их сбрасывать вниз, чтобы не осталось ничего, что может загореться.

Вечером после работы мы начали в нашем саду рыть убежище-щель.

Продолжение следует.

Материал передан для публикации Марией Королевой.