Кому больше двадцати пяти?

Ольга Алексеевна Захарова

Захарова Ольга Алексеевна сандружинница, боец пожарной роты, подрывник 23 батальона МПВО.

Родилась я в Ленинграде 5 июня 1922 года. Вместе с отцом, матерью и сестрами жила в комнате коммуналь­ной квартиры на Кирилловской ул., 14.

С 15 лет пошла работать в типографию. Тогда же по­ступила на курсы медицин­ских сестер при районном обществе Красного креста. Знания по медицине нам да­вали с уклоном фронтовой хирургии в военной обста­новке. Часто проводились районные и городские со­ревнования. С начала войны с финнами (1939 год) мы были уже военнообязанны­ми на учете в военкомате. Старших подруг отправили на финский фронт. А меня направили в госпиталь, который находился на Су­воровском пр., 63. Туда прямо с фронта прибывали тяжело раненые, обморо­женные солдаты (зима была очень холодной, температу­ра воздуха доходила до — 30 градусов). Работала я в госпитале сутками. Работа трудная, но интересная и благодарная.

Окончилась финская вой­на, и мы возвратились на свои рабочие места, заня­тия на курсах возобнови­лись.

22 июня 1941 года о на­чале Великой Отечественной войны я услышала по радио. И сразу же, не дожидаясь повестки, сама явилась на пункт сбора, как нас учили на курсах. Мы находились на казарменном положении в поликлинике №38 Смольнинского района. В августе  1941 года нас строем в  боевом снаряжении привели в поликлинику на 2-й  Советской ул. Приказали рассчитаться «на первый — второй», «первый» делал шаг вперед. Все первые номера при расчете были направлены на фронт, вто­рые оставлены до особого распоряжения и отравлены по домам.

В начале 1942 года отец, мать и сестры умер­ли от голода. А меня по­ложили в больницу с ди­строфией. При росте 167 см я весила 43 кг. Проле­жала три месяца. Вышла из больницы и отправилась в районным Красный крест. Оттуда меня направили в штаб 8 батальона МПВО. Там я получила направ­ление в пожарную роту. Располагалась она на углу Греческого проспекта и 7-й Советской улицы.

Через некоторое время меня направили на курсы подрывников в деревню Яблоневка. Обучили нас основам подрывной служ­бы. На выпуск приехал генерал-майор Лагуткин. Работать приходилось много. Мы обезвреживали неразорвавшиеся бомбы и снаряды. Подрывали «скелеты» домов, полу­разрушенных бомбежкой. После снятия блокады мы разминировали Пушкин. Демобилизовалась я в 1945 году после Победы.

С другой стороны, на призывных пунктах мно­гие девушки терялись, и первым делом им приходи­лось преодолевать свою робость — ведь многие из них были вчерашними школьницами, которые еще не умели толком даже ве­сти домашнее хозяйство. Одновременно с этим они демонстрировали огромное желание бить врага и не­редко разочаровывались, когда после первичной регистрации узнавали, что их определяют не в действующую армию, а в участковые формирования МПВО. Девушки со свой­ственным молодежи мак­симализмом считали, что больше пользы принесут, истребляя фашистов с оружием в руках. Неко­торые еще долго не могли успокоиться и смириться. Были случаи самовольно ухода в воинские части, следующие  на фронт.

Именно по этой причине на призывных пунктах при­шлось   вести   разъяснительную   рабо­ту.   Агитаторы  объясняли, что сам город и  является фронтом — он нуждается в пополнении  даже  сильнее, чем   армия,   а   главнейшая задача бойца МПВО — спа­сение человеческой жизни. Только   после   беседы   с агитатором   девушки-при­зывники   отправлялась   на медкомиссию.   Врачи  могли освободить  от  службы бе­ременных,   нездоровых или же тех, кто имел немощных родителей.   После   медко­миссии девушек препрово­ждали   к  местам  приписки — в участковые формирова­ния МПВО. На месте службы им   сообщали,   что   нужно иметь с собой из предме­тов первой необходимости, и   отпускали   на  день  для сбора вещей и обустройства личных дел.

Баева Милитина, боец дегазационной роты 23 батальона МПВО Смольнинского района.

В конце марта 1942 года в коммунальной квартире в живых осталась я одна. Представьте мою радость, когда я получила повест­ку из военкомата. Нако­нец-то я тоже пойду на фронт! Меня направили на ВУП. Нас учили стрелять, метать гранаты, ходить строем, учили штыко­вому бою. Командир был недоволен нами, когда мы отрабатывали приемы штыкового боя: «Энер­гичнее! Рассердитесь! Представьте, себе, — говорил он Ляльке Крав­ченко, — что ваш муж пришел с работы пьяный и не принес получки!» «Не могу представить, у меня нет мужа, мне всего шестнадцать лет». «Ну, тогда вы», — сказал он мне. «Я тоже не могу, мне восемнадцать». Командир озадаченно посмотрел на нас и приказал поднять руки  тем,  кому  больше двадцати пяти. Никто не поднял. «Девчонки! А я ведь думал, что вам всем лет за сорок». Так мы выглядели в 1942-м.

Кормили нас один раз в сутки, в час дня. Потом мы убирали снег и лед с улиц. Частень­ко это происходило под обстрелом. Два раза неделю нас посылали в ночной патруль — парня и девушку. 25 мая нас построили, и под коман­дой капитана Андреева с гордо поднятой голо­вой и с песней «Идут на фронт подруги боевые» мы пошли по улицам Ле­нинграда. Привели нас в институт иностранных языков в Смольном. Ка­питан сказал, что здесь мы будем жить, а называ­ется наше подразделение спецротой при Смольном. Сейчас идите домой, а завтра приходите к де­вяти  часам.

Как здесь? А на фронт? Нет, мы хотим на фронт! Дома нас никто не ждет. И мы, десять девчонок, побежали обратно в во­енкомат. Ворвались к дежурному офицеру. — Пошлите нас на фронт! Мы хотим только на фронт! Мы же учились. Дежурный офицер принялся нас уго­варивать, чтобы мы шли по домам, а завтра он нас всех отправит на фронт. Поинтересовался, откуда мы, а узнав, позвонил в Смольный и попросил нас забрать. Пришел за нами боец комсомольско­го взвода и отвел нас в бомбоубежище Смольного, а на следующий день при­вел к капитану Андрееву. Тот очень на нас рассердился. Какого фронта вам еще надо? Здесь стреляют, бомбят, голод, холод. Что вам еще? Бойцы нужны Ле­нинграду! Так и остались мы в спецроте.

Нина Константинова (Дудрова)

Константинова (Дудрова) Нина боец подрывного  взвода саперной  роты 8 батальона МПВО Смольнинского  района.

10 мая 1942 года меня призвали в МПВО. В июле 1942 года нескольких девушек, в том числе и меня, перевели в подрыв­ной взвод. Командиром взвода был Павлов. Взвод в то время состоял из одних мужчин — стариков.

В основном как нович­ки мы изучали устройство мин, взрывателей авиа­бомб и снарядов, учились их разряжать, а также изучали подрывное дело. Нас посылали в развед­ку после артобстрела и бомбежки, чтобы устано­вить, взорвалась бомба и снаряд — или нет.

Несмотря на то, что мы были худыми и голодными, молодость брала свое. Девчата все веселые и озорные. Вспоминаю один случай. Как-то раз после бомбежки, меня и сослу­живицу послали   в   разведку к Смольному, где стояли деревянные дома. Дело было зимой, на ули­це сильный мороз. Около дома нас встретил мили­ционер. Зашли в комнату на первом этаже. Хозяев дома не было. Стоит стол, на столе — керосинка, у стола воронка от бомбы, прикрытая кастрюлей с закопченным дном. У меня в руках была палка с же­лезным прутом — щуп. Я крикнула; «Ложись!» Под­дела кастрюлю железным прутом, та загрохотала и покатилась по полу. Подруга и милиционер бросились под стол. А на самом деле бомба была маленькая и взорвалась в рыхлой земле под домом, не причинив большого вреда.

Весной 1943 года у нас забрали мужчин: кого в другие батальоны,  кого- то списали по болезни, а кого-то послали на фронт. Остались у нас во взводе только четыре мужика; Румянцев — ко­мандир отделения, стар­шина Чернышев — коман­дир взвода, Корсаков и Веселов. Пополнили наш взвод девчатами. Взвод стал состоять из трех отделений. Пополнение пришло из всех баталь­онов нашего района. В это время мы изучали подрывное дело. Нас по­сылали бурить шурфы в разрушенных зданиях. Мы закладывали взрывчатку и взрывали руины. После подрыва эти здания было легче разобрать. Бурили мы по два человека — один держал шлямбур (железную трубку с острым нако­нечником) и поворачивал его, другой бил по этому шлямбуру кувалдой весом 20 килограммов. Шурфы бурили в шахматном по­рядке, затем туда за­кладывали взрывчатку с детонатором, к которому был прикреплен провод. Потом подсоединяли все это к взрывной машине и подрывали. Труд это был не из легких, особен­но когда бурили шурфы. Хорошо, если стена по­падалась «податливая», а то попадется стена в старом доме крепкая, как железо — не один шлямбур сменишь, пока пробуравишь.

В 1943 году, ближе к зиме, нас перевели в штаб батальона Смольнинского района. К этому времени мы стали подрывать и те здания, которые нужно было снести для рекон­струкции нашего района. На 6-й Советской улице, там, где теперь стоит большой дом, в котором находится почта, рань­ше стояли два малень­ких двухэтажных домика. Помню, когда мы готовили их к подрыву, случилось несчастье. Неподалеку стояла разрушенная бомбой школа, дом был под угрозой. Девчата из 9-го батальона полезли в подвал за кирпичами для восстановительных работ. В это время дом обвалился, и одна из них погибла.

Еще шла война, бло­каду только прорвали, а ленинградцы уже думали, как восстановить свой город. Например, на Суворовском проспекте, неподалеку от разбом­бленного эвакогоспита­ля стояло здание, вы­ступавшее на проезжую часть. Это здание мы тоже готовили к подры­ву. Теперь Суворовский проспект просматрива­ется по прямой линии до самого Смольного.

До самого снятия бло­кады фашисты бомбили Ленинград, и мы продол­жали ходить в развед­ку. Вспоминаю еще один случай. Как-то после бомбежки, весенней ночью послали меня на улицу Некрасова. Подошла я к угловому дому,   под   воротами — воронка, пере­биты перекрытия, больше никаких разрушений нет. Я подумала, что бомба разорвалась. Так и доло­жила командиру. Верну­лась в часть, а самой не спится. Рано утром, еще до подъема, снова побе­жала на объект. Нашла дворника, вместе с ним — дверь в подвал. Он от­крыл ее, и я спустилась вниз. Бомба весом 250 кг лежала под настилом из бревен. Пришлось снова докладывать Чернышову. Мне, конечно, попало, но бомбу мы обезвредили.

Невский, 113.

Кроме того, я занима­лась изготовлением посо­бий для занятий. Чертила диаграммы, взрыватели бомб, снарядов и мин в разрезе. По этим черте­жам мы изучали устрой­ство взрывателей. Летом мы работали в кинотеатре «Олимпия». На Невском проспекте в дом 113 по­пала бомба с двумя ме­ханизмами — часовым и замедленного действия. Эту бомбу разряжал взвод штаба города.

Павлова (Аргина) Александра боец подрывного взвода 339 ОГБ МПВО Смольнинского района.

Помню как у Москов­ского вокзала, на углу Невского и Литовского проспектов, упала бом­ба весом в одну тонну. Она не взорвалась и лежала в земле. Эту бомбу нам предстояло разрядить. Команди­ром нашего подрывного взвода был Чернышев. Под его руководством мы вытаскивали бомбу лебедкой. Ее засосало в землю, и она долго не подавалась. Сюда при­езжал и генерал-майор Лагуткин.

А вот на 5-й ГЭС мы должны были разрядить пять неразорвавшихся бомб, каждая по 250 кг. По дороге на ГЭС я увидела, как по Неве плыли десять мин в ящиках. Это подтвер­дил и капитан, кото­рый вместе с женой и сыном переплывал на лодке Неву. Девять мин мы сумели подтянуть тросом и разрядить, а десятая застряла, и ее можно было только расстрелять. Так наш командир и решил. Нас отправил на 5-ю ГЭС, а сам решил заняться миной. Капитан тоже подключился к этой опе­рации. Но не успели мы дойти до ГЭС, как раз­дался взрыв. Погибли все — и капитан с семьей, и наш командир.

Гриц Елизавета командир сандружины Красного креста, командир медсанроты 23 батальона МПВО Смольнинского района.

Самым крупным очагом поражения в Смольнинском районе, да и во всем Ленинграде, счи­тается эвакогоспиталь на углу Суворовского и Кавалергардской. Накануне стационар был полностью загружен тя­желоранеными с Ленин­градского фронта. В этот день моей сандру­жине последовал вызов в очаг поражения у Смольного. Но в этом районе мы ничего не обнаружили, а увидев огонь в госпитале, без распоряжения сверху ринулись туда. Кроме того, еще накануне в этот госпиталь я на­правила на дежурство трех сандружинниц. Они находились там во вре­мя взрыва. Все двери были заперты, а чер­ный ход завален вся­ким  хламом — ломаными столами, стульями и пр. Людям, находившимся в госпитале, и тем, кто шел на помощь, не было ни входа, ни выхода. Нам передалось такое чувство, что все это было сделано неспроста. Явное вредительство. Люди метались в зда­нии, которое выгорало, как спичечный коробок. А снаружи дом выглядел величественно. Перекры­тия внутри были дере­вянные, а потому очень быстро вспыхнули.

Лег­кораненые смогли выбить двери и разбегались по сторонам, многих успели вынести на носилках. Те же, кого невозможно было спасти, корчились в смертельных муках на койках. В верхнем окне, помню, появился матрос в одной тельняшке, он, видимо, хотел прыгнуть вниз, но его охватило пламя, и он рухнул спиной назад в горя­щее помещение. Описать это просто невозмож­но. Кроме того, был разрушен водопровод, и пожарным долго не удавалось наладить ту­шение пожара, несмотря на то, что все ходили по пояс в воде. Очень долго после пожара в госпитале стоял запах горелого мяса и костей. На лестничных клет­ках лежали обугленные трупы. Для их уборки прислали молодых по­жарных, но они боялись подойти к мертвым, по­этому нам, устав­шим, пришлось помогать и им. Измученные, мы вернулись в казарму и повалились на кровати, нам уже было ни до еды, ни до чего остального. Этот очаг поражения не забуду никогда.

Все-таки в конце войны я попала на гарнизонную гауптвахту. Захотелось поехать в Гостиный двор — давно там не была, решила купить каранда­шей, а потом навестить свою приятельницу на Владимирском проспек­те. Вот здесь-то меня и окликнул патруль. Ког­да я подошла к капита­ну тут-то и началось: неприветствие — раз, просроченное удостове­рение — два, не комсоставский ремень — три. Вот, говорит, русалка — сколько сразу! И от­правили меня вместе с другими задержанными на Инженерную улицу. На «губу». Там мне дали взвод нарушителей, и заставили гонять их строевой подготовкой во дворе гауптвахты. К вечеру отпустили, но в часть почему-то не со­общили.

Источник: Авторы-составители: Алексей Лещенко, Людмила Звонова. Смольнинское муниципальное образование. Отпечатано в  типографии ЗАО «Электронстандарт-принт». Подарочное издание.