Мне эта связь навек предрешена

 

Михаил Федорович Борисов

Михаил Борисов родился на Алтае в поселке Михайловском Баевского района. Стал солдатом Великой Отечественной в самом ее начале, когда исполнилось 17 лет. Вместе с десантом морской пехоты высаживался на крымский берег под Керчью. Несмотря на ожесточенное сопротивление гитлеровцев, Керчь освободили. Наводчиком знаменитой сорокапятки от начала до конца оборонял Сталинград. Участвовал в штурме Берлина. После войны получил два образования юриста и строителя.

Михаил Борисов член Союза писателей. Автор 30-ти книг, лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии «Прохоровское поле».

Ранее на сайте были опубликованы воспоминания М.Ф. Борисова «Я из Сибири…», а также фоторепортаж беседы.

Публикуем стихотворения, любезно предоставленные автором.

* * *

Мне эта связь навек предрешена —
Ее судьба была моей судьбою,
И если над Россией тишина,
Безоблачно тогда и надо мною.
Все это я рассудком понимал,
Когда хирел,
Как сорванная завязь,
Когда на льдистый Гойтха-перевал
Почти вползал,
хрипя и задыхаясь,
Когда тоска мою теснила грудь,
Когда о сне мечтал, как о награде.
Вот и пришлось
На Прохоровку путь
Закрыть угрюмой танковой армаде.
Я эту связь постиг теперь вполне
Во тьме ночной
И в самой светлой сини
И потому,
наверное,
вдвойне
Ответствен за спокойствие России.

1976 г.

* * *

На фронте мы не думали о нервах —
Война кроила землю под погост,
А из траншей бойцы в шинелях серых,
Бывало, поднимались в полный рост.
Он так и встал
Однажды в сорок первом,
Мой командир, почти ровесник мой,
И поднял роту собственным примером
В последний и решительный наш бой.
Мой лейтенант, я видел краем глаза,
Как ты взлетел над бруствером:v — Вперед!
И показалось — перед нами сразу
Раздался вширь поникший небосвод.
Такой рывок губителен, во-первых,
Он, во-вторых, не легок и не прост…
Но за тобой
И мы в шинелях серых
Уже надежно встали во весь рост.
В те дни судьба не каждому светила.
Мой командир, тебе того рывка
Всего на шаг единственный хватило.
Всего на шаг… в грядущие века.

1980 г.

И ЭТО НЕДРУГИ ЗАЧТУТ

С самим собой наедине
Твержу,
Что жизнь неоднозначна,
Что даль, темнея в глубине,
Вначале все-таки прозрачна.
Моим мечтам еще вчера
Закат не зря зашторил дали,
Поскольку дни и вечера –
Две стороны одной медали.
В плену привычек и причуд,
Не раз я был себе обузой,
Убитым, кажется, под Рузой.
И это недруги зачтут.
Они зачтут, как быт кляня,
Но за Россию-мать радея,
Я доказал,
Что для меня
Нет чувства чище и святее.

1975, 2001 гг.

* * *

Память с нами не играет в прятки,
Не уходит вдаль на вираже.
… Слышу, как гремят сорокапятки
На забытом Богом рубеже.
Мы их называли «Смерть расчету!»,
Называли «Родина, прощай!».
Прикрывая матушку пехоту,
Сами выживали невзначай.
Среднею излучиною Дона
В корчах плыл подбитый небосвод,
Из артиллерийского заслона
Уцелел под вечер только взвод,
Степь вокруг снарядами прошита,
Светится насквозь, что решето.
Даже мой наводчик Подкорытов
Не сказал как раньше:
— Прожито!
У него — две беленькие прядки.
У меня — застывший в крике рот…
Двое нас на две сорокапятки.
Он и я — весь уцелевший взвод.

1975 г.

ТРИ ОТВЕТА

Я когда-то учился и рос,
Не считая Жар-птицу за диво.
Как дела? — задавали вопрос.
Лучше всех! — отвечал я шутливо.
Было все у меня впереди,
Безысходность не мучила сроду —
Окрыляла любые пути
Благодарная служба народу.

Рыл окопы, не чувствуя рук,
Изводили песчаник и глина.
Как дела? — ободрял политрук.
Метров сто — и дойду до Берлина.
И дошел до него. А потом
Подбирал и настраивал лиру,
Чтоб обугленным дочерна ртом
Спеть хвалу и народу, и миру.

Октябрит на душе, октябрит,
Не спасают и чайники чаю.
Как дела? — кто-нибудь говорит.
Превосходно идут, — отвечаю.

1988 г.

ПЕРЕДЫШКА

Ливень, как самозарядка,
Сутки бесится уже.
Мы укрылись для порядка,
В немудреном блиндаже.

Эта жуткая погода
Для солдата — сущий рай:
Без стрельбы,
Без артналета
Хоть в воронке загорай.

Земляная наша хатка
Не защита от беды,
Крышей служит
Плащ-палатка,
Вместо пола — слой воды.

Эти сутки — как награда.
Отдохнули мы сполна
От грохочущего ада
Под названием «война»…

1981г.

* * *

21 октября 1941 г. в сербском
городе Крагуевац гитлеровцы
расстреляли все мужское насе­ление
от 15 до 60 лет.

Глотая слез невольных соль,
Я сделал шаг и сник…
Здесь каждый камень чья-то боль
И чей-то хриплый вскрик.
Холодным росчерком пера
Какой фашистский чин
Согнал сюда,
согнал с утра,
На смерть согнал мужчин?!
Отчетлив был его приказ —
И… пал за рядом ряд.
Он и по мне в тот черный час
Строчным ударил, гад!
Опять всклокоченная мгла,
Скрывая взгляд косой,
Под сердцем, кажется, легла
Глухою полосой.
Я смог бы многое понять,
Любой окопный ад…
Но здесь,
Разбойному под стать,
Слепой
хлестал
заряд!
И пусть виновные не ждут
Безоблачной тиши,
Мой гнев сегодняшней и суд,
И долгий стон души.
За каждый взорванный покой,
За каждый час тех лет
Им перед памятью людской
Придется дать ответ.
Тогда свою сыграет роль,
В числе других улик,
И эти камни
– чья-то боль,
Последний чей-то крик.

1978 г.

* * *

На два года шинель, на два года мундир,
На два года отца заменил командир.
Но вдали от родных, от любимой вдали,
Как солдат, я теперь на виду всей Земли.
Охраняя страны повседневный покой,
Не гордиться нельзя долей славной такой.

Говорят — тяжело, говорят — далеко…
Ну а что и кому достается легко?
Если служба — и долг, и высокая честь,
То от сердца звучит беззаветное «Есть!»
Представляю ее как проверку мою
На излом и разрыв, на надежность в бою.

На два года шинель, на два года мундир,
На два года отца заменил командир.
Эта трудная роль мне судьбою дана,
Чтоб Отчизну врасплох не застала война,
Чтоб огонь у границ не обрел высоту,
Не сумел пересечь заказную черту…

Потому и стою в краснозвездном строю,
Потому назубок и экзамен сдаю.
На два года шинель, на два года мундир,
И на целую жизнь первоборство за мир.

1971, 2000 г.

* * *

Когда шумят:
«Борись со злом!» —
Кому по силам эта пытка?
Как испытанье на излом,
Бывает каждая попытка.
И я,
Познавший смерть и кровь,
Слепую тягу к иван-чаю,
Плачу любовью за любовь,
Но злом на зло не отвечаю.
Я замечаю и его,
Оно рубцы на сердце множит,
Как подтверждение того,
Что злу подыгрывать негоже.
Оно растет день ото дня,
И я, который только платит,
Боюсь,
Что сердца у меня
На плату новую не хватит.

1987 г.

ПРОСТИ, АЛТАЙ!

Прости, Алтай, но мне стократ полезней,
Чем век в твоих границах вековать,
Еще хоть раз уже с прощальной песней
По всем своим дорогам прошагать.
Везде, где снег на поле падал густо,
Мороз прижег узорную слюду.
… Тропинкой, промороженной до хруста,
Спокойно и размеренно иду.
Родимый край — задумчивый и синий —
Прости, что слов высоких не скажу,
Когда вот так, собрав по крохам силы,
Пересеку заветную межу.
Я отмечтал под пулями о звездах,
А потому дороже и милей
Стал для меня прозрачно-чистый воздух
Над гордой безмятежностью твоей.
Не дрогнет Обь в заведомом безмолвье,
Не зашумит сосна для куража…
Когда такой сыновнею любовью
С избытком переполнилась душа?
Не здесь мне долю круто замесили,
А где-то там, в пороховой дали,
И юность не на пажитях России –
В других краях когда-то погребли.
Не жалуюсь и к внукам не ревную!
Но, покидая снова отчий дом,
Как верный сын, признательно прильну я
К родной земле обветренным лицом.

1967г.

Источник: М.Борисов Избранное: Стихотворения — М., Фонд «Народная память», 2005.