Мы были живым заслоном

В.Ф. Лалетина, 1950 г.

Война застала нас с сестрой в пионерлагере. Что нас ожидало, мы еще не знали, но страх уже проник в наши души. Дежуря вечерами по лагерю, мы пугались даже шелеста листвы.

В конце июня за нами приехал папа и увез к своим родителям в д. Стрелицы, где уже находились четверо наших двоюродных братьев и сестер. Папа ушел на фронт — защищать Ленинград, а у нас уже чувствовалось дыхание войны. По дороге, поднимая клубы пыли, брели колхозные стада, сопровождаемые уста­лыми людьми. Потом появились военные. Они копали траншеи и говорили, что пришли нас защищать. Но стрельба слышалась все ближе, и жители тоже стали рыть окопы.

К тому времени в деревне остались только дети и старики, даже женщин было не видно. Дедушка вырыл окоп за огородом, рядом с баней. Стреляли уже на окраине деревни, и наши отвечали немцам из всех орудий. Мы дрожали от страха и не вылезали из окопа.

Потом неожиданно все стихло. Спустя какое-то время вблизи окопа по­слышалась чужая речь. Все замерли, а двухлетний Вася заплакал. Наверху за­молчали, а после стали окликать. Взрослые вылезли из окопа и стали что-то объяснять непрошеным гостям. Потом тетя крикнула, чтобы мы выходили. Мы ревели уже вшестером и не двигались с места. Тете пришлось спуститься и по одному выводить нас из окопа.

Когда подошла моя очередь, то первое, что я увидела, был нацеленный на меня автомат и фигура огромного человека в каске. Он мне показался таким же великаном, каких сейчас изображают в современных телевизионных «ужасти-ках». Дулом автомата немец указывал, куда нам встать, и, выстроив в линейку, продолжал грозить оружием. Бабушка с дедушкой стояли перед ним на коле­нях и умоляли пощадить детей, пусть лучше убьют их. Автоматчик потешался над ними, а двое других солдат хрустели сухарями, макая их в чугунок с топле­ным салом, которое бабушка берегла для нас.

19 декабря немцы выгнали жителей из домов и начали гонять по лесам от од­ной деревни к другой в качестве живого заслона перед наступающими частями Красной Армии. Туганово, Налючи, Васильевщина… Наши войска находились в каких-нибудь полутора километрах от последних, но нам не было от этога легче. Здесь, у горловины рамушевского «коридора», через который пытались вырваться из окружения немцы, мы страдали от голода, холода и собственной артиллерии, посылавшей в демянский «котел» снаряды на фашистские и наши головы… Мы видели множество убитых и замерзших красноармейцев. Моро­зы стояли жуткие. Бруно Винцер в своей книге «Солдат трех армий» пишет, что только караульные имели валенки и овчинную одежду, «заимствованные» у населения, то есть отобранные или снятые с убитых.

Немцы, вначале такие самоуверенные и холе­ные, превращались в «чертовом котле» в нытиков и пессимистов. Б. Винцер вспоминает, что многие из них думали: лучше смерть, чем такое пекло.

Но если так худо приходилось солдатам, что же говорить о голодных детях, лежащих на полу в нетопленных деревенских банях и тоже ожидав­ших своей смерти. Причем погибнуть можно было не только от бомбы или снаряда. Любой немецкий солдат мог пристрелить ребенка просто от злости, что он в «котле» и голодный, а мы — дети тех, кто загнал их в этот «котел»… Страх быть застрелен­ным заслонял все остальные несчастья, даже голод. Хотя жили мы одними подаяниями. Низкий поклон всем добрым людям из пройденных нами деревень, они делились последним.

Летом 42-го мы оказались в деревне Сорокопенно. Отсюда в конце августа нас затолкали в крытые грузовики и погнали через рамушевский «коридор». Боже, что там творилось! Бомбежка, обстрел со всех сторон, огненный смерч проносится над головой — стреляли «катюши». Мы еще не знали, что так на­зываются наши новые реактивные установки, но видели, как горят после них дома, машины, люди, сама земля…

«Коридор» был пробит. Через него вышли окруженные немцы. А нас повез­ли дальше. Дно, станция Плюсса… Год мы прожили в каком-то селе. Взрослых гоняли на работу: чинить дороги, засыпать воронки. В январе 44-го немец­кая часть исчезла из села, и с неделю никого не было. Неожиданно появились каратели, стали выгонять всех на улицу, а дома поджигать. Жителей загнали в школу, заколотили досками выход и тоже собирались сжечь. Но не успели, шодоспели партизаны и освободили нас. Смерть миновала и на этот раз…

Но вообще за три ужасных года шестеро из нашей семьи погибли, двое умер­ли от голода. Оставшихся в живых мучают болезни и давят воспоминания. По­слевоенная жизнь у таких, как мы, складывалась очень сложно. Отцы погибли на фронте, жить негде, из-за карточек и общежития шли на любую, самую тя­желую работу. Получить образование выше среднего было почти невозможно: клеймо «был на оккупированной территории» на долгие годы оказалось несмываемым.

А кто мы теперь? Не блокадники и не узники, так что льготы на нас никакие ие распространяются…

Примечание составителя:

В феврале 1942 г. в результате наступления войск Северо-Западного фронта в районе Демянска были окружены 7 пехотных дивизий 16-й немецкой армии. Вместе с солдатами вермах­та в демянском «котле» оказались жители ряда деревень Полавского, Лычковского, Демянского, Залучского районов.

В течение четырех месяцев противник предпринимал неоднократные попытки пробиться к поселку Рамушево для соединения с частями старорусской группировки.

21 апреля 1942 г. рамушевский «коридор» был пробит. С 1944 г. Полавский район входит в состав Новгородской области. Деревня Стрелицы после войны не возродилась.

Источник: За блокадным кольцом : воспоминания / Автор-составитель И.А. Иванова. – СПб.: ИПК «Вести», 2007.с. 38-39.