«Надо жить во имя жизни, за живущих жизнь отдать!»

Р. Е. Аронова  (1920—1982)—штурман в 46-м гвардейском полку ночных бомбардировщиков. Гвардии майор.

Это было наше тринадцатое боевое задание. И хотя мы не верили в приметы и к цифре 13 относились без предубеждения, все равно чувствовали себя несколько напряженнее, чем в предыдущие 12 вылетов.

И вот — тринадцатый. Пока летим к цели, время от времени ощупываю левый карман гимнастерки, где лежит партийный билет, полученный накануне вылета. Это неожиданно действует на меня успокаивающе, и я уже убеждена, что сегодня с нами ничего не случится. Не знаю почему, но и моя подруга — летчица Катя Пискарева — тоже прониклась спокойствием.

Всматриваюсь в ночную муть под самолетом и скорее угадываю, чем вижу, еле заметную серую ниточку на земле. Это река Миус, по которой проходит передний край.

— Пересекаем линию фронта,— сообщаю летчице.

Минуты полета до цели тянутся нескончаемо долго. Но вот наконец и цель — характерный выступ леса, где, по данным разведки, скопилось большое количество техники противника. Мы действуем спокойно, уверенно, словно у себя на полигоне: самолет ложится на боевой курс, я ловлю цель в прорезь прицела и сбрасываю бомбы. Катя тут же круто разворачивает самолет, а я, высунувшись по пояс из кабины, смотрю, где они разорвались.

— Нормально! А теперь — домой!

И только я произнесла эти слова, как засверкали огненные строчки пуль, справа и слева стали рваться зенитные снаряды, запахло порохом. Обстрел! Да еще какой! Будто немцы долго копили боеприпасы и сейчас щедро выплеснули их по нашему самолету.

— Вправо! Быстрей! Круче!— кричу я.

Но и справа и слева, и спереди и сзади — кругом огонь.

Куда же выводить самолет? Все гремит, сверкает. Может быть, уйти вниз?

— Катя, а что, если…

Пискарева поняла меня с полуслова, накренила самолет, и он со свистом несется к земле. Мы потеряли с полкилометра высоты, но вырваться из огненного кольца не удалось. — Держи прямо на восток!— требую я.

Самолет перестал метаться и пошел курсом девяносто. Я сжалась, замерла. Сейчас… Сейчас… Разве можно пройти сквозь такую стену огня?

Когда человек буквально чудом уходит от верной гибели, про него говорят: «видно, родился в сорочке». Уж не знаю, кто из нас родился в той сорочке, но мы с Катей вышли из огня невредимыми. Такое случалось на войне не часто. Поэтому и запомнился этот 13-й вылет в июне 1942 года.

Наш полк стоял тогда под Краснодоном, куда мы прибыли в мае 1942-го. Нельзя сказать, что командир 218-й авиадивизии Дмитрий Дмитриевич Попов встретил нас с распростертыми объятиями. Да и чему, собственно, он мог радоваться? Время было тяжелое, немцы готовили новое наступление именно здесь, на Южном фронте, а тут девчонок целый полк подсунули, да еще на У-2 (позже этот самолет стали называть ПО-2 — по имени его конструктора Н. Н. Поликарпова). До Великой Отечественной войны история не знала авиационной части, которая состояла бы из одних женщин. Впрочем, какие там женщины! Средний возраст личного состава нашего полка был 18—20 лет. Только нескольким командирам было от 25 до 28 лет.

Командовала этим необычным полком Евдокия Давыдовна Бершанская, уже опытная летчица, прошедшая в авиации путь от курсанта Батайской школы до командира отряда. Два последних предвоенных года она работала в Краснодаре, откуда ее и вызвала Герой Советского Союза Марина Михайловна Раскова, когда осенью 1941 года формировала женскую авиационную часть. Строгая, но справедливая, Бершанская пользовалась у девушек всего полка авторитетом и уважением.

Комиссар полка Евдокия Яковлевна Рачкевич, «мамочка», как ласково называли ее мы между собой. До войны Евдокия Рачкевич окончила Военно-политическую академию имени Ленина, училась в адъюнктуре.

Инженер полка Озеркова, инженер по вооружению Стрелкова, инженер по спецоборудованию Илюшина. Вот, пожалуй, и все, кто уже имел кое-какой жизненный и профессиональный опыт. Остальные — «зеленый народ»: молодые летчицы Гражданского Воздушного Флота и инструкторы аэроклубов, студентки вузов, в том числе МГУ (из них в основном и готовили штурманов), девушки из учреждений, с фабрик и даже школьницы.

Вся эта разноликая, но единая в своем стремлении добровольно идти на фронт молодежь, засела за учебу в летной школе. Программу трехлетнего обучения мы освоили за полгода, и в мае 1942 года Раскова привела наш полк на фронт. Она заверила командование 4-й воздушной армии и 218-й авиадивизии, что девушки будут воевать не хуже мужчин. Мы распрощались. Не знали мы тогда, что видим ее в последний раз. В январе 1943 года Марина Михайловна Раскова погибла при исполнении служебных обязанностёй.

Едва мы успели сделать по десятку-другому боевых вылетов, как началось наступление фашистских полчищ на юге. Это был, пожалуй, самый трудный период в боевой деятельности полка. Днем — полеты на разведку, уточнение линии фронта, а ночью — боевая работа. Аэродромы приходилось менять через каждые два-три дня, а то и ежедневно. Случалось покидать аэродром неожиданно, ночью, чтобы не оказаться под ударами прорвавшихся вражеских танков.

И все-таки, несмотря на трудности, женский полк довольно быстро стал воевать на равных с мужскими полками дивизии.

Осенью 1942 года фронт стабилизировался по реке Терек. Наш полк обосновался в станице Ассиновской, в 40 километрах восточнее Грозного.

Здесь, в предгорьях Кавказа, девушки по-настоящему показали, что может самолет У-2 и на что способны советские летчицы, если они в совершенстве владёют техникой ночного полета и горят желанием как можно быстрее изгнать оккупантов с родной земли.

Летчицы делали за ночь по 6—8, а то и по 10 боевых вылетов… Наши самолеты буквально висели над головами оккупантов, сбрасывая на них бомбы мелкого калибра и различного назначения. Один пленный немец рассказал на допросе, что У-2 их прямо-таки изматывали, не давали спать, держали в напряжении, да и урон причиняли немалый. Как ни странно, гитлеровцы боялись У-2, а нас, летчиц, прозвали «ночными ведьмами».

Однажды к нам в полк приехал командующий 4-й воздушной армией генерал Вершинин. Была нелетная погода, и парторг полка Мария Ивановна Рунт собралась провести партийное собрание. Узнав, что у нас намечено собрание, Вершинин обрадовался:

— Вот и хорошо! Разрешите мне присутствовать.

Вначале в выступлениях чувствовалась напряженность, скованность. Но вскоре мы забыли о Вершинине, и все пошло, как обычно,— реплики, споры, деловые высказывания. В конце собрания слово попросил генерал. Мы притихли.

— Сейчас будет ругать,— шепнула мне моя подруга Дуся Носаль.

— Вы самые красивые девушки в мире,— начал командующий.— Да-да, не удивляйтесь! В тяжелый и грозный для Родины час вы без колебаний встали с оружием в руках на ее защиту. В этом и есть ваша красота. Мой призыв к вам — повышайте еще больше свое мастерство, ибо чем точнее и крепче мы будем бить по врагу, тем ближе час нашей победы.

Эти слова глубоко врезались в память, помогли полнее осмыслить свою боевую работу…

В феврале 1943 года наш авиаполк легких ночных бомбардировщиков стал 46-м гвардейским. Мы были первыми в дивизии, кто удостоился такой чести.

Весной полк осел в станице Пашковской, под Краснодаром, на большом стационарном аэродроме. Обычно же мы базировались на маленьких площадках, которые сами подыскивали себе. Отсюда начались наши полеты на «Голубую линию» обороны противника, протянувшуюся от Новороссийска до Темрюка. Не знаю, для кого эта линия была «голубой», для нас она была огненной.

Нередко мы с Катей Пискаревой летали в роли «свободных охотников»: подавляли зенитный огонь и прожекторы противника, облегчая тем самым другим экипажам выполнение основной боевой задачи.

В ту ночь это был третий боевой вылет. Перелетели линию фронта в районе станицы Киевской. Там, у юго-восточной ее части, включился прожектор и начал щупать небо.

— Ударим?— предложила я.

— Давай,— согласилась Катя.

Этот прожектор я уже давно приметила. Он ловил быстро и цепко — поймает и ведет, пока хватает луча.

Подошли ближе. Включилось еще несколько прожекторов, «пробуют голос» зенитки.

— На боевой курс!

Катя ведет самолет, как по струнке. Я с напряжением жду момента, когда в прорези прицела появится зеркало прожектора. Нас уже схватили прожекторы, осветили, ведут (или мы их ведем?). В самолете много пробоин, повреждена левая плоскость. Вдруг что-то горячее ударило в бедро. Я вскрикнула и, теряя сознание, стукнулась головой о приборную доску, но тут же пришла в себя и опять прильнула к прицелу — приближался момент сбрасывания бомб.

По глазам полоснул нестерпимо яркий свет. Раз!— и бомбы полетели вниз. «Наш» прожектор погас. Но другие продолжали нас вести. Имитируя гибель, Катя заложила глубокое скольжение, и самолет неожиданно и резко пошел к земле.

Через час мы были на своем аэродроме. Я потеряла много крови и самостоятельно из кабины выбраться не могла.

Наутро меня оперировали. Из рваной раны хирург извлек несколько осколков от зенитного снаряда, но не все. Часть осталась. И я ношу их до сих пор, как проклятую память о той «Голубой линии»…

8 апреля 1944 года. Сегодня мы бомбим все, что движется между Керчью и Багеровом.

Что такое Керчь — понятно. Это большой укрепленный пункт, и огня там очень много. Багерово — станция и аэродром со всеми атрибутами ПВО. Само слово «Багерово» звучало для меня как нечто зловещее, роковое.

Когда я вернулась из второго боевого вылета, ко мне подошла Женя Руднева, штурман полка, и спросила, какова обстановка над целью.

Это была удивительная девушка — с голубыми глазами мечтателя, ясным умом математика и горячим, добрым сердцем. Она училась на мехмате МГУ, а когда началась война, добровольно пошла на фронт. В полку прошла путь от рядового штурмана до штурмана полка. Женю любили за ее мягкий добрый характер, за светлый ум, за ровное, приветливое обращение со всеми. Я про себя называла ее «девушка-сказка»: она знала много сказок и умела их рассказывать.

— Сейчас полечу с Пашей Прокопьевой, хочу проверить нашу новенькую летчицу, — сказала Руднева, выслушав меня.

— Повнимательнее, Женя! — посоветовала я.

Она вылетела перед нами.

Мы были уже почти над целью, когда слева, совсем рядом, вспыхнул луч прожектора и сразу поймал самолет Рудневой. Тут же начали стрелять эрликоны. Мы с напряжением следили за этой в общем-то ставшей уже привычной для нас картиной. Ждали, когда же самолету удастся выскользнуть из луча. Решили было подойти и ударить по прожектору. Но вдруг в том месте, где только что была серебристая птичка-самолет, вспыхнул огненный шар. Через несколько мгновений от шара во все стороны полетели разноцветные ракеты.

Гибель Жени Рудневой потрясла весь полк.

Всего два дня назад в ожидании вылетов на задание Руднева читала нам на старте отрывки из «Витязя в тигровой шкуре». И теперь, когда ее не стало, особый смысл приобрели слова Руставели: «Надо жить во имя жизни, за живущих жизнь отдать!»

На следующий день, 9 апреля, наша Отдельная Приморская армия пошла в наступление. Мы перелетели на крымскую землю. Провоевали там месяц. Принимали самое активное участие в освобождении Севастополя.

За успешные боевые действия в Крыму полк был награжден орденом Красного Знамени… 8 марта 1945 года. Мы сидим за праздничными столами. Ждем командующего фронтом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. Он будет вручать нам награды — Золотые Звезды Героев, ордена, медали. Волнуемся. Еще бы!..

И вот он входит. Раздается гром аплодисментов. Маршал удивлен и немного смущен. А мы аплодируем все громче, вопреки всем уставным правилам.

Это дань любви и восхищения.

После вручения наград, поднимая бокал шампанского, Рокоссовский сказал:

— Слышал я, что вы не принимаете в полк мужчин. Правильно! У вас и без них хорошо идут дела. Пью за девичий полк!

Насколько хорошо шли дела в полку, говорят такие результаты, с которыми мы пришли к концу войны.

За три года непрерывных боевых действий на фронтах Великой Отечественной войны 46-й гвардейский Таманский орденов Красного Знамени и Суворова III степени авиационный полк легких ночных бомбардировщиков сделал 24 тысячи боевых вылетов (на счету у каждой летчицы-ветерана было по 800—1000 боевых вылетов), сбросил на головы фашистов 3 миллиона килограммов бомб. В результате, по далеко не полным данным, было уничтожено и повреждено 17 переправ, 9 железнодорожных эшелонов, 26 складов с боеприпасами и горючим, 176 автомашин, 86 огневых точек, вызвано 811 очагов пожара, отмечалось 1092 взрыва большой силы.

Все девушки полка неоднократно награждались орденами и медалями, 23 летчицы получили звание Героя Советского Союза.

Полк прошел по военным дорогам большой путь от Волги до Одера, от Черного до Балтийского моря и закончил войну на берлинском меридиане.

Источник: Война. Народ. Победа: статьи, очерки, воспоминания. – М.: Политиздат, 1983. – Т.2.