Неожиданное наступление: операция «Эпсом»

До Гитлера тоже уже, похоже, стало доходить, что мы имеем дело с самым настоящим вторжением, а не с отвлекающим маневром. Однако он не исключал возможности проведения противником операции и через Па-де-Кале.

Как сказал мне в один из своих приездов на передовую Роммель, он в устной и письменной форме упрашивал Гитлера появиться на фронте и самому составить представление об обстановке. Нам казалось это само собой разумеющимся и наименьшим, что следовало бы сделать «главе армии». Он же сидел в хоромах на Оберзальцберге (На горе Оберзальцберг вблизи Берхтесгадена (города в юго-восточной Баварии, славящегося как лечебный и горнолыжный курорт) находилось шале «Бергхоф» — любимое «поместье» Адольфа Гитлера (прим. ред.).) и отправлял оттуда приказы.

Поневоле мы испытывали уважение к Черчиллю, который прибыл на фронт, ездил в части, встречался с солдатами и вселял в них мужество. Между тем в соответствии с директивами Гитлера ни одну дивизию нельзя было ввести в дело без его личного приказа.

Не только Роммель, но и все мы осознавали, что оценка Гитлером ситуации слишком оптимистична, он «жонглировал» дивизиями и армейскими корпусами, фактическая численность которых была далека от полной.

Боевой же дух личного состава был, как ни удивительно, чрезвычайно высок, хотя солдаты и понимали, что успех союзников на Западе означал неизбежный конец. Применение ракет Фау-1 и позднее Фау-2, а также заявления о готовящемся к вводу в действие неком «чудо-оружии» подогревали в людях надежду, что все еще может повернуться к лучшему.

На 12 июня дивизия получила очередной приказ — атаковать селение Сент-Онорин, расположенное на господствующей высоте, отбить его у противника, что открыло бы нам возможность обзора позиций неприятеля и одновременно лишило бы британцев возможности наблюдать за нашими. Мою боевую группу предполагалось усилить. Нас должна была поддержать бригада установок реактивных снарядов, «ревущих коров», — что-то около 300 ПУ, стрелявших гранатами калибра 21 см и 30 см. Особенно важным было психологическое воздействие такого оружия: снаряды пролетали над полем боя с громким, пронзительным воем и заставляли врага в смятении бросаться на землю.

Силами двух мотоциклетно-стрелковых рот из разведывательного батальона и части гренадеров из состава 1-го батальона в пешем строю, при поддержке нескольких оставшихся на ходу танков 4-й роты и штурмовых орудий Беккера, мы после сосредоточенного обстрела из установок реактивных снарядов перед самым рассветом двинулись на Сент-Онорин.

Атака застала врасплох нашего противника, части канадской дивизии, и он быстро очистил селение.

Я следовал сразу за мотоциклистами и впервые увидел с высоты позиции противника. На земле лежали сотни планеров. Мы тотчас же окопались на северной окраине селения, чтобы закрепиться и удержать высоту.

Тут мы подверглись самому мощному обстрелу с моря, который только случался с самого начала вторжения. Мы видели, как ведут огонь линкоры, крейсеры и эсминцы. В воздухе свистели туши 38-см снарядов, они ударяли в землю, образуя огромные воронки. Никем не тревожимые, заходили для атаки на нас, ревя моторами, британские истребители-бомбардировщики.

Затем под прикрытием огня, в дыму взрывов, канадцы контратаковали и после рукопашной вынудили нас откатиться и оставить селение.

Что мы могли противопоставить превосходству противника? Его морским орудиям и штурмовой авиации?

Мы окончательно покинули надежду нанести весомый урон неприятелю на британском береговом плацдарме, не говоря уж о том, чтобы уничтожить его. Между тем мы понимали, как важен этот береговой плацдарм и «чувствовали» это своим незащищенным правым флангом.

Как вспоминал позднее ефрейтор Хаммель: «Такого огненного шквала, какой противник обрушил на Сент-Онорин, мы прежде не видывали. Мы молились. Когда мы отошли в селение Кювервиль, расположенное в нескольких километрах дальше на юг, неприятель накрыл огнем и эту деревню. Что же выходит, уж совсем не осталось места, где можно было бы перевести дух и хоть немного поспать?»

Наши частые контратаки и активная дозорная деятельность принесли по меньшей мере один результат, который выражался в том, что британцы начали ограждать свои позиции минными полями. Это служило для нас верным признаком того, что в ближайшем будущем они не имеют намерения продолжать наступление.

На несколько недель на нашем участке воцарилось нечто вроде неофициального перемирия. Продолжались патрулирование и ведение наблюдения.

Только однажды, 15 июня, при активной поддержке артиллерии мы попытались атаковать Эсковиль, служивший ключевой позицией для любого, кто хотел отбить мосты через Орн. Попытка, однако, не увенчалась успехом и стоила больших потерь обеим сторонам. Мы просто не могли изменить положения, пока действовали на дистанции огня морских орудий и в условиях безраздельного господства в воздухе вражеской авиации.

Храбрый и несгибаемый 21-й танково-разведывательный батальон был отведен с передовой 16 июня, однако 29 июня ему вновь пришлось отражать неприятельский натиск на восточных окраинах Кана, поскольку противник стремился овладеть Каном и находившимися там мостами через Орн. 30 июня батальон был передислоцирован в район к югу от Кана для получения пополнений.

Побывав на моем командном пункте, генерал Фойхтингер сказал мне, что британцы и американцы создали себе надежные, хотя иногда и маленькие базы по всему фронту вторжения.

— Совершенно ясно, что союзникам в тот или иной момент придется где-то прорываться с плацдармов далее вглубь континента, иначе вторжение не имеет смысла. Наше слабое место — правый фланг, ваш участок, мой дорогой Люк. Южнее и восточнее вас нет никаких резервов. Единственное преимущество для вас в том, что участок местности между рекой Орн и вышедшей из берегов рекой Див настолько узок, что атаковать там с плацдарма может сразу не более одной дивизии противника. Мы должны быть готовы к этому, поэтому вы получите подкрепления и построите эшелонированную оборону. Сама по себе местность подходит для танковой атаки, однако, учитывая наличие на ней множества селений, всевозможных изгородей и рощ, она в не меньшей мере годится и для противотанковой обороны.

Задача ваша остается неизменной: предотвратить прорыв или вклинение противника с берегового плацдарма в южном или юго-восточном направлении.

Июнь прошел, наступил особенно жаркий июль. Мы страдали от нашествия комаров, для некоторых солдат дело не обходилось без медицинского вмешательства — вздувались веки глаз. Урожаи созрели и колосились в полях, но крестьяне не рисковали выходить на работу, опасаясь превратиться в мишени и погибнуть под обстрелом.

Почти каждые сутки 2-му батальону приходилось отражать атаки сильных штурмовых групп противника, неся в стычках серьезные потери.

Одним жарким утром, когда я изучал положение на фронте вместе с майором Курцем, пуля снайпера сбила мою фуражку. Повезло.

В начале июля противник неожиданно перешел в наступление — стартовала операция «Эпсом». (Британцы любили называть боевые операции в честь мест проведения скачек.) Противник попытался прорваться к западу от реки Орн, на участке 192-го полка. Атаковала 11-я бронетанковая дивизия генерал-майора «Пипа» Робертса, вероятно, самого молодого, но и наиболее опытного танкового командира у противника.

Я знал Робертса по Северной Африке, где он командовал танковой бригадой в знаменитой 7-й бронетанковой дивизии. С другой стороны, его 11-я бронетанковая была вновь сформированной дивизией и не имела опыта. (В действительности британская 11 -я бронетанковая дивизия была сформирована еще 9 марта 1941 г., однако до лета 1944г. не участвовала в боевых действиях, оставаясь на территории Соединенного Королевства. Высаженная в Нормандии 13 июня 1944 г., она имела в своем составе две бригады — 29-ю бронетанковую и 152-ю пехотную. Генерал-майор Джордж Филипп Брэдли («Пип») Робертс (1906—1997) командовал этой дивизией с 6 декабря 1943 г. до 1946 г. (прим. ред.).

Matilda frog, 1944

Как почти всегда поступали британцы, они пустили в бой танки без пехотного сопровождения. В результате им не удалось сразу уничтожить маленькие, хорошо замаскированные противотанковые гнезда, которые располагались в рощицах или за изгородями. На основном направлении наступление захлебнулось под нашим огнем, хотя на фланге британская и канадская пехота сумела проложить путь в западную часть Кана. Фронт мы удержали.

Как обещал Фойхтингер, в начале июля мою боевую группу значительно усилили:

— На мой участок перебросили 503-й батальон танков «тигр». Из-за его наводящей страх на противника «восемьдесят восьмой» и толстой брони «тигр» считался неуязвимым и превосходил все имевшиеся у противника танки.

— В мое распоряжение поступил майор Беккер со всеми пятью батареями 200-го дивизиона штурмовых орудий, которые действовали в тесном контакте с гренадерами.

— Мне прислали оставшийся батальон нашего танкового полка (другой батальон перебросили в Германию для укомплектования танками РzКрfw V «пантера»), а также подразделение установок реактивных снарядов.

— Батальон 16-й полевой дивизии Люфтваффе тоже перешел под мое командование, чтобы образовать тонкую линию прикрытия перед моим позициями.

— Как Фойхтингер и говорил мне, на высотах в Бургебю и за ними расположились три отделения противотанковой обороны, вооруженные 8,8-см пушками. Прибавим к этому дивизионную артиллерию.

— Мои батальоны — 1-й и 2-й 125-го полка — дислоцировались справа и слева за полевыми частями Люфтваффе на так называемых «блокировочных позициях», с которых могли либо контратаковать, либо держать там оборону. С ними находились и батареи майора Беккера.

Таким образом, мы создали фронт обороны на глубину около 15 километров, что позволило бы нам рано или поздно свести на нет усилия атакующих.

Несмотря на интенсивную воздушную разведку, британцы не сумели выявить наших позиций на всю их глубину. Как мы узнали позднее, они считали, что она не будет превышать 7 километров. Благодаря трофейным картам мы установили, что, по мнению британцев, им на данном участке противостояли по меньшей мере две, если не три, немецкие танковые дивизии. Переоценка наших сил стала, возможно, позднее причиной их осторожного продвижения.

Несмотря на бурные протесты командира корпуса, два танковых батальона были дислоцированы за самыми передовыми позициями. Возможно, лучше было бы отвести их немного дальше в тыл и держать наготове для контратаки. Решение, повлекшее за собой роковые последствия.

Ближе к вечеру 14 июля меня вызвали в штаб обергруппенфюрера Зеппа Дитриха, недавно назначенного командиром нашего корпуса. (Речь идет о 1-м танковом корпусе СС, в состав которого в то время входила и 21-я танковая дивизия Вермахта. Именно этим корпусом с 27 июля 1943 г. по 9 августа 1944 г. командовал обергруппенфюрер Йозеф («Зепп») Дитрих, получивший 1 августа 1944 г. звание оберстгруппенфюрера (генерал-полковника войск СС) (прим. ред.).)

Зепп Дитрих знал меня тех пор, как я обращался к нему за советом по поводу проблем с женитьбой на Дагмар. Получив «любопытный» ответ из ставки Гитлера, он не поверил, что такое возможно, и пообещал обратиться с запросом напрямую. Из-за тяжелых боев, которые приходилось вести, данное намерение так, к сожалению, и осталось намерением.

На командном пункте корпуса кроме Зеппа Дитриха находился и Фойхтингер.

— Люк, — сказал Дитрих, — на протяжении шести недель после высадки вы отлично возглавляли боевую группу и на начальном этапе воспрепятствовали прорыву британцев на нашем угрожаемом восточном фланге. Ваш командир представил вас к награждению Рыцарским крестом. Я знаю также, что завтра у вас день рождения и то, что ваша невеста работает в Париже. Вместо того чтобы давать вам несколько дней отпуска, я решил направить вас в Париж с особым заданием взамен одного из моих офицеров штаба. Вы отбываете сегодня вечером, а возвращаетесь утром 18-го. Желаю вам хорошо провести время.

— Господин обергруппенфюрер! — воскликнул я. — Я не смогу принять предложение, как бы заманчиво оно для меня ни звучало. Мне нельзя бросить своих людей в столь сложной обстановке. У меня есть основания считать, что британцы попытаются осуществить прорыв или хотя бы вклинение на нашем участке фронта. Спасибо за честь, но, пожалуйста, позвольте мне остаться тут.

— Люк, — отозвался Зепп Дитрих, — в соответствии с нашими сведениями, возможность возобновления противником наступления тут на ближайшие десять дней или даже две недели невелика. После дорого обошедшегося им «Эпсома» британцам для начала придется перегруппироваться и подтянуть необходимое снабжение. Так что можете смело ехать.

В конце концов, сдавшись под грузом аргументов начальства, к которым добавилось еще и мнение Фойхтингера, я сдался. Да и перспектива повидать Дагмар тоже была соблазнительной.

По возвращении на свой командный пункт я отправился в 1-й батальон и велел его командиру принять руководство боевой группой на время моего отсутствия.

Подогнали мой «Мерседес», загрузив его «сокровищами Нормандии». Через армейскую телефонную сеть и через гражданскую в Париже меня соединили с Дагмар, и я предупредил ее и ее femme de chamber [горничную (фр.)] о своем прибытии. Свой командный пункт я покидал со смешанными чувствами.

Из соображений безопасности, а прежде всего для того чтобы иметь возможность наблюдать за небом, я взял с собой водителя. Впереди меня ждали три дня в Париже!

После завершения «задания» и короткого визита в «Особый Парижский штаб» я был свободен — мог общаться с Дагмар и с друзьями.

Мы с Дагмар еще больше любили друг друга, несмотря на то, что дурацкие установки и расистские законы не позволяли нам вступить в брак. Мы обещали друг другу, что подождем, пока закончится война, а уж потом поженимся.

Продукты, которые я привез с собой, общим весом около 50 килограммов, всюду служили источником воодушевления, особенно два килограмма кофе, которого в Париже было больше не достать.

— Нам приходится довольствоваться эрзацем, — посетовал Морель.

 — Позаимствовали у вас это уродское слово (Буквально значение немецкого слова Еrsatz — замена (или заменитель) (прим. пер.).).

Несмотря на удовольствие встретиться с любимой и с друзьями, я беспокоился и каждый день звонил в дивизию. «Тут все тихо, все как обычно, никаких изменений в обстановке», — всякий раз отвечали мне. Я опять говорил с Дагмар и с друзьями о том, что надлежит делать, если создастся угроза падения Парижа. Дагмар хотела оставаться там до последнего, чтобы быть ближе ко мне.

Продолжение следует.

Источник: Люк Х. На острие танкового клина 1939-1945. Воспоминания офицера Вермахта. – М.: Изд-во Эксмо, 2005.

< ?xml:namespace prefix = o ns = «urn:schemas-microsoft-com:office:office» />