Огненная симфония

Есть в нашем языке короткое, но твердое слово — пост. Слово, наполненное ответственностью. В годы войны оно приобрело еще более серьезное содержание. Постов стало больше. Они появились на крышах, на чердаках, у подъездов ленинградских домов. Каждый человек, за­ступавший на дежурство, считал свой пост самым от­ветственным. Ибо тревожное ленинградское небо дыша­ло войной, а на посту не только стоять было нужно, но и действовать, согласуясь с обстановкой.

Появились посты МПВО и у совсем мирного зда­ния — консерватории. Встали на них люди совсем нево­енные: музыканты, дирижеры, композиторы. На пост № 5 заступил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Полу­чил каску, пожарный комбинезон, потренировался ору­довать щипцами для сбрасывания «зажигалок», держать пожарный шланг и приступил к совершенно новой для себя службе.

Сейчас мы хорошо знаем выдающееся произведение этого композитора — Седьмую (Ленинградскую) симфо­нию. Тогда она только создавалась. В осажденном Ле­нинграде. На Большой Пушкарской улице, в квартире композитора. В консерватории. И на посту № 5 тоже.

Когда началась работа над нею, определить слож­но. Правда, сам композитор на первых черновых ли­стах поставил дату: «15/VII 1941». Но ведь она говорит только о том, когда на нотных строчках появились пер­вые знаки. А когда возник замысел? Когда стали скла­дываться первые музыкальные образы? Наверное, все-таки раньше. В первые дни войны.

Тогда Шостакович стремился попасть на фронт. В Ленинградском партийном архиве и сейчас хранится его заявление с просьбой направить добровольцем в ря­ды действующих войск. В Красную Армию попасть не удалось. Но едва начали формироваться полки народного ополчения, композитор вступает в их ряды, с лопа­той в руках роет траншеи на окраине города, в районе больницы Фореля. Далее — пост № 5…

Над Ленинградом тревожно выли сирены. Монотонно стучал в радиорепродукторах метроном. Иногда по улицам проходили наши танки. Била дальнобойная ар­тиллерия Краснознаменного Балтийского флота. Может быть, изо всех этих звуков и слагались первые фразы будущей симфонии?..

[ Прослушать 1 часть. MP3 6.35MB]

Работа двигалась быстро, но частенько ее приходи­лось прерывать: нужно было идти на дежурство. Дмит­рий Дмитриевич, по его же словам, забираясь на кры­шу, на пост № 5, «таскал туда партитуру — не мог от нее оторваться». И среди нотных знаков появлялись совсем не музыкальные буквы — «в. т.», что означало — «воздушная тревога». А было их тогда, много, воздуш­ных тревог. С сентября по ноябрь они объявлялись 251 раз. Случалось — по нескольку в день. 23 сентября, к примеру, сирены выли одиннадцать раз, 4 октября — десять.

Все больше пожаров пылало в городе. Все меньше становился хлебный паек.

17 октября 1941 года Шостаковича пригласили в Ра­диокомитет. Диктор объявил: «Слушай, родная страна! Говорит город Ленина! Говорит Ленинград!» — и пере­дал слово композитору. Волнуясь, подошел Шостакович к микрофону и продолжил: «Я говорю с вами из Ленин­града в то время, когда у самых ворот его идут жесто­кие бои с врагом, рвущимся в город, и до площадей до­носятся орудийные раскаты… Два часа назад я закон­чил две первые части музыкального произведения…»

[ Прослушать 2 часть MP3 2.76MB ]

Были уже наброски и третьей части, когда пришел категорический приказ из Смольного — эвакуироваться.

Маленький транспортный самолетик прошмыгнул над линией фронта и увез Шостаковича в Москву.

Работа над симфонией была завершена уже в горо­де Куйбышеве, где и прозвучала впервые Седьмая (Ле­нинградская) 5 марта 1942 года.

Ленинградцы не только слышали ее по радио, но и много читали о ней в газетах. «Седьмая симфония,— писал Алексей Толстой,— возникла из совести русского народа, принявшего без колебания бой с черными си­лами. Написанная в Ленинграде, она выросла до раз­меров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний».

А теплым июльским днем 1942 года уже другой не­большой самолет снова пересек линию фронта. С Боль­шой земли — в осажденный Ленинград. Вместе с медикаментами для госпиталей летчик Литвинов доставил сюда четыре толстые тетради.

На следующий день в «Ленинградской правде» поя­вилась коротенькая информация: «В Ленинград достав­лена на самолете партитура Седьмой симфонии Дмит­рия Шостаковича. Публичное исполнение ее состоится в Большом зале Филармонии».

«Посвящается городу Ленинграду»,— прочитал на обложке дирижер оркестра Радиокомитета Карл Ильич Элиасберг. Он уже слышал это произведение. Еще 29 марта 1942 года, когда симфонию передавали по радио из Москвы. В тот день в здании Радиокомитета собра­лись все оставшиеся музыканты оркестра, вместе слуша­ли, вместе решили: непременно исполнить ее в Ленин­граде! Ведь называлась-то она — «Ленинградская»! И родилась здесь, в осажденном городе.

В тот же день, 29 марта 1942 года, Дмитрий Дмит­риевич Шостакович писал в газете «Правда»: «Почти вся симфония сочинена мною в моем родном городе Ленинграде. Город подвергался бомбардировкам с воз­духа, по городу била вражеская артиллерия. Все ленин­градцы дружно сплотились и вместе со славными вои­нами Красной Армии поклялись дать отпор зарвавше­муся врагу. В эти дни я работал над симфонией, рабо­тал много, напряженно и быстро…»

[ Прослушать 3 часть MP3 4.18MB ]

И вот теперь Карл Ильич Элиасберг держал парти­туру симфонии в руках. Нотные строчки захватили дирижера и одновремен­но испугали: где взять такой огромный оркестр? Во­семь валторн, шесть труб, шесть тромбонов!.. Их просто нет. А на партитуре рукою Шостаковича написано: «Участие этих инструментов в исполнении симфонии обязательно». И «обязательно» жирно подчеркнуто. Да и только ли духовые инструменты! Чтобы исполнить симфонию, требовалось около восьмидесяти музыкан­тов! А в оркестре Радиокомитета их было всего пятна­дцать… Давно ли, всего лишь в марте, были они, Эли­асберг и инспектор оркестра Прессер, у начальника Уп­равления по делам искусств Б. И. Загурского, вместе просматривали списки оркестрантов. Двадцать семь фа­милий в тех списках были обведены черным каранда­шом: эти артисты не пережили блокадной зимы. При­мерно столько же фамилий обведено красным: этих лю­дей нужно было искать по госпиталям и стационарам. Конечно, есть еще музыканты — в окопах, в траншеях, опоясывающих Ленинград двухсоткилометровым кольцом. Музыканты эти лежат сейчас у пулеметов, дежурят возле орудий, стоят на постах МПВО…

Помочь могла только армия.

Начальник Политического управления Ленинград­ского фронта генерал Д. Холостов, выслушав просьбу дирижера, грустно пошутил:

— Бросим воевать, пойдем играть! — Но тут же по-деловому спросил:— Где находятся ваши музыканты?

— Часть рядом,— ответил Карл Ильич,— в комен­дантском оркестре. Другие в передовых частях.

— В каких именно?

Этого дирижер не знал и пообещал выяснить.

В Радиокомитете он собрал письма, пришедшие с фронта, списал номера полевых почт. По этим номерам найти воевавших музыкантов было уже не сложно.

Вскоре в здание Радиокомитета на Малой Садовой стали прибывать рядовые бойцы, младшие и средние командиры. В документах у них значилось: «Командиру­ется в оркестр Элиасберга».

Д.Д.Шостакович

Начались репетиции. Они продолжались по пять-шесть часов утром и вечером, заканчиваясь иногда поз­дно ночью. Артистам были выданы специальные пропу­ска, разрешавшие хождение по ночному Ленинграду. А дирижеру сотрудники ГАИ даже подарили велоси­пед, и на Невском проспекте можно было увидеть вы­сокого, предельно исхудавшего человека, старательно крутящего педали — спешащего на репетицию или в Смольный, или к Политехническому институту — в По­литуправление фронта. В перерывах между репетиция­ми дирижер спешил уладить многие другие дела орке­стра. Весело мелькали спицы. Тоненько позвякивал на­детый на руль армейский котелок. За ходом репетиций город следил внимательно. 10 июля 1942 года в одной из радиопередач поэтесса Ольга Берггольц радостно сообщила: «Оркестр Радиокомитета начал готовить Седьмую симфонию Шостаковича. Че­рез месяц-полтора в открытом дневнике города — на славных стенах его — появится новая страница: афиша, извещающая о первом исполнении Седьмой симфонии в Ленинграде. Может быть, эта афиша будет висеть ря­дом с прошлогодним воззванием: «Враг у ворот». Мо­жет быть, к тому времени это воззвание будет уже толь­ко историей. Но пока оно еще звучит. Да, враг еще у ворот…»

Враг был близко, рядом. И потому в те же дни шла еще одна репетиция. Совсем другая. Известная только военным.

На высокие стрелы подъемных кранов лесного и угольного портов, на эллинг судостроительного завода, на верхушки труб Кировского завода поднимались во­енные наблюдатели. Почти над самым передним краем висели наши самолеты-разведчики. Круглосуточно ра­ботали батареи звуковой разведки. Все сведения пере­давались в штаб артиллерии фронта.

В один из дней, когда музыканты еще только рас­писывали партитуру симфонии, командующий Ленин­градским фронтом генерал-лейтенант артиллерии Лео­нид Александрович Говоров пригласил к себе команди­ров-артиллеристов. Задача была поставлена кратко:

— Во время исполнения Седьмой симфонии компози­тора Шостаковича ни один вражеский снаряд не дол­жен разорваться в Ленинграде!

И артиллеристы засели за свои «партитуры». Как обычно, прежде всего был произведен расчет времени. Исполнение симфонии длится 80 минут. Зри­тели начнут собираться в Филармонию заранее.

Зна­чит, плюс еще тридцать минут. Плюс столько же на разъезд публики из театра. 2 часа 20 минут гитлеров­ские пушки должны молчать. И следовательно, 2 часа 20 минут должны говорить наши пушки — исполнять свою «огненную симфонию».

Сколько на это потребуется снарядов? Каких калиб­ров? Все следовало учесть заранее.

И наконец, какие вражеские батареи следует пода­вить в первую очередь? Не изменили ли они свои пози­ции? Не подвезли ли новые орудия? Ответить на эти вопросы предстояло разведке.

Разведчики со своей задачей справились хорошо. На карты были нанесены не только батареи врага, но и его наблюдательные пункты, штабы, узлы связи. Пушки пушками, но вражескую артиллерию следовало еще и «ослепить», уничтожившее наблюдательные пункты, «ог­лушить», прервав линии связи, «обезглавить», разгро­мив штабы.

Разумеется, для исполнения этой «огненной симфо­нии» артиллеристы должны были определить состав и своего «оркестра». В него вошли многие дальнобойные орудия, опытные артиллеристы, уже много дней веду­щие контрбатарейную борьбу. «Басовую» группу «ор­кестра» составили орудия главного калибра морской артиллерии Краснознаменного Балтийского флота.

Для артиллерийского сопровождения музыкальной симфонии фронт выделил три тысячи крупнокалиберных снарядов.

«Дирижером» артиллерийского «оркестра» был назначен командующий артиллерией 42-й армии генерал-майор Михаил Семенович Михалкин.

Так и шли две репетиции рядом. Одна звучала голо­сом скрипок, валторн, тромбонов, другая проводилась молча и даже до поры до времени тайно.

О первой репетиции гитлеровцы, разумеется, знали. И несомненно готовились сорвать концерт. Ведь квад­раты центральных участков города были давно прист­реляны их артиллеристами. Фашистские снаряды не раз грохотали на трамвайном кольце напротив входа в зда­ние Филармонии.

Зато о второй репетиции им ничего не было изве­стно.

И пришел день 9 августа 1942 года. 355-й день ле­нинградской блокады. И действительно на стенах домов появились афиши: «Управление по делам искусств ис­полкома Ленгорсовета и Ленинградский комитет по ра­диовещанию, Большой зал Филармонии. Воскресенье, 9 августа 1942 года. Концерт симфонического оркестра. Дирижер К. И. Элиасберг. Шостакович. Седьмая сим­фония (в первый раз)».

За полчаса до начала концерта генерал Говоров вы­шел к своей машине, но не сел в нее, а замер, напря­женно вслушиваясь в далекий гул. Еще раз взглянул на часы и заметил стоящим рядом артиллерийским ге­нералам:

— Наша «симфония» уже началась.

А на Пулковских высотах рядовой Николай Савков занял свое место у орудия. Он не знал ни одного из музыкантов оркестра, но понимал, что сейчас они бу­дут работать вместе с ним, одновременно.

Молчали немецкие пушки. На головы их артиллери­стов свалился такой шквал огня и металла, что было уже не до стрельбы: спрятаться бы куда-нибудь! В зем­лю зарыться!

Зал Филармонии заполняли слушатели. Приехали руководители Ленинградской партийной организации: А. А. Кузнецов, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин, А. И.Манахов, Г. Ф. Бадаев. Рядом с Л. А. Говоровым сел ге­нерал Д. И. Холостов. Приготовились слушать писате­ли: Николай Тихонов, Вера Инбер, Всеволод Вишнев­ский, Людмила Попова…

И Карл Ильич Элиасберг взмахнул своей дирижерской палочкой.

Позже он вспоминал: «Не мне судить об успехе того памятного концерта. Скажу только, что с таким воодуше­влением мы не играли еще никогда. И в этом нет ни­чего удивительного: величественная тема Родины, на ко­торую находит зловещая тень нашествия, патетический реквием в честь павших героев — все это было близко, дорого каждому оркестранту, каждому, кто слушал нас в тот вечер. И когда переполненный зал взорвался ап­лодисментами, мне показалось, что я снова в мирном Ленинграде, что самая жестокая из всех войн, когда-ли­бо бушевавших на планете, уже позади, что силы разу­ма, добра и человечности победили».

А солдат Николай Савков, исполнитель другой — «огненной симфонии», после ее окончания вдруг напи­шет стихи:

…И когда в знак начала
Дирижерская палочка поднялась,
Над краем передним, как гром, величаво
Другая симфония началась —
Симфония наших гвардейских пушек,
Чтоб враг по городу бить не стал,
Чтоб город Седьмую симфонию слушал.
…И в зале — шквал,
И по фронту — шквал.
…А когда разошлись по квартирам люди,
Полны высоких и гордых чувств,
Бойцы опустили стволы орудий,
Защитив от обстрела площадь Искусств.

Поэт Николай Тихонов, вернувшись с концерта, за­писал в своем дневнике: «Симфонию Шостаковича… иг­рали не так, может быть, грандиозно, как в Москве или Нью-Йорке, но в ленинградском исполнении было свое — ленинградское, то, что сливало музыкальную бу­рю с боевой бурей, носящейся над городом. Она роди­лась в этом городе, и, может быть, только в нем она и могла родиться. В этом ее особая сила».

За все восемьдесят минут, пока звучала Седьмая (Ленинградская) симфония Дмитрия Шостаковича, ни один вражеский снаряд так и не разорвался в Ленин­граде. Ни один стервятник с черным крестом на кры­льях не прорвался в небо над городом.

[ Прослушать 4 часть MP3 3.83MB ]
Дирижеру жали руки, поздравляли. Взволнованный, он не сразу понял значение слов, которые произнес, по­жимая ему руку, Леонид Александрович Говоров:

— Мы для вас тоже сегодня поработали.

Источник: Листки блокадного календаря. Л.: Лениздат, 1988. 224 с.