Операция «Марс» или ржевская «мясорубка»

В 2007 году в адрес портала «Непридуманные рассказы о войне» полковник Яков Михайлович Ляховецкий передал свои военные воспоминания. После публикации он продолжил работу над текстом. Были внесены дополнения и уточнения. Новые архивные документы (боевые приказы, распоряжения, наградные листы и др.) позволили подробнее рассказать о боевых действиях 28-го ОГМД, в котором служил Яков Михайлович, его боевом пути. А, главное, дополнить воспоминания рассказом о ратных подвигах гвардейцев дивизиона, назвать многих по фамилиям (более 40 фамилий).

«Я убит подо Ржевом»
А. Твардовский

Для меня долгое время оставался открытым вопрос, почему в шеститомнике и Энциклопедии о Великой Отечественной войне умалчивалась проведенная в ноябре-декабре 1942 г. Ржевско–Сычевская наступательная операция. В то же время в Энциклопедии специальные статьи были о Ржевско–Вяземской наступательной операции 8 января – 20 апреля 1942 г. и о Ржевско–Сычевской операции 30 июля – 20 августа 1942 г. (обе операции завершились успехом наших войск, продвинувшихся в результате первой операции на 80-250 км, второй на 30-45км). А о Ржевско–Сычевской операции в ноябре-декабре 1942 г. — ни слова.

Скупо говорилось о ней в опубликованных мемуарах, военно-исторической литературе. Не оставил воспоминаний об этой операции руководивший ею вместе с Г. К. Жуковым командующий в то время Западным фронтом И. С. Конев. Хотя о более позднем периоде он написал мемуары.

В книге П.А. Дегтярева, П.П. Ионова «Катюши» на поле боя», где подробно освещались действия гвардейских минометных частей во всех крупных операциях советских войск, в том числе Сталинградской, об их участии в Ржевско-Сычевской операции ничего не сказано.

Замалчивалось участие в этой операции 31-й армии в книге «Дорогами испытаний и побед. Боевой путь 31-й армии», хотя она участвовала в ней вместе с 20-й армией. После пятидесяти лет умолчания, фактического запрета на объективное освещение событий ноября-декабря 1942 г. под Ржевом гриф секретности, наконец, был снят.

В 2003 г. в серии «Исторические расследования» вышла книга Б. В. Соколова «Георгий Жуков. Триумф и падение» (Москва АСТ–ПРЕСС КНИГА), в которой автор, освещая полководческую деятельность Г. К. Жукова, касается и Ржевско–Сычевской операции, проведенной под его руководством как представителем Ставки ВГК в ноябре-декабре 1942 г. В какой-то мере она приоткрывает причину умалчивания этой операции во многих официальных источниках.

 

Б.В. Соколов об этой операции пишет:

«…Жуков пробыл под Сталинградом до 16 ноября. В этот день он вернулся в Москву, а уже 19 числа вылетел на Калининский фронт готовить операцию «Марс» — наступление на ржевско–сычевскую группировку противника. В штабах Западного и Калининского фронтов он, с небольшими перерывами, пробыл до конца декабря. В советской истории Великой Отечественной укоренилось мнение, что наступление этих двух фронтов в ноябре – январе 43-го имело сугубо вспомогательное значение и должно было только отвлечь силы немцев от Сталинграда. Лишь в 90-е годы видный американский военный историк Дэвид М. Гленц доказал, что операция «Марс» по количеству предназначавшихся для ее проведения сил и средств превосходила операцию «Уран» — контрнаступление под Сталинградом… В перспективе войска Западного и Калининского фронтов должны были окружить и разгромить группу армий «Центр»… Однако наступление, руководимое Жуковым и продолжавшееся до середины декабря, закончилось с катастрофическими для советской стороны результатами…»

Бывший командир 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал–лейтенант Владимир Викторович Крюков в 1948 году на следствии вспоминал:

«В декабре 1942 года в бою под Сычевкой я потерял почти весь корпус. (Соколов Б.В. Георгий Жуков. Триумф и падение. М., 2003. С. 344-346).

Книга Девида Гланца (в разных источниках его фамилия подается в неодинаковой транскрипции) «Крупнейшее поражение Жукова. Катастрофа Красной Армии в операции «Марс», 1942 г.» вышла в издательстве АСТ в 2006 году. Была она опубликована также в интернете.

В ней на основе изучения германских и российских архивов Гланц подробно исследовал операцию «Марс», дал оценку ей, раскрыл причины провала этой операции. Вскоре стало появляться немало других работ об операции «Марс», они буквально «наводнили» интернет.

Участвуя в боях на Ржевском плацдарме, я, конечно, имел некоторое представление о событиях, которые там происходили. Но о том, что эта операция окончилась таким крупным поражением наших войск, не знал. Я и в своей открытке писал матери: «Колотили из своего оружия фрицев». Работая над воспоминаниями, я собирал материалы о действиях 29-й армии, которую поддерживал наш дивизион. В опубликованных источниках сведения оказались очень скудными. Но в какой-то мере прояснили, какие задачи она решала в битве под Ржевом.

Как известно, операция «Марс» началась 25 ноября 1942 г. В эту операцию Г.К. Жуков задействовал около 668 тыс. чел., почти 2 тыс. танков. В резерве для дальнейшего развития наступления находились 415 тыс. чел. и 1 265 танков.

Группа армий «Центр» (ген.-фельдмаршал Г. фон Клюге) насчитывала около 1.68 млн чел, до 3 500 танков.

9-я армия генерал-полковника Вальтера Моделя, принявшая основной удар советских войск, имела в своем составе три армейских корпуса (6-й, 23-й, 27-й) и два танковых корпуса (41-й, 39-й). Кроме того, в подчинении штаба 9-й армии находились две моторизованные дивизии (114-я и «Великая Германия»), 1-я и 9-я танковые дивизии, танковый батальон (37 танков) и 1-я кавалерийская дивизия СС.

Чтобы отвлечь внимание противника от основного направления (сталинградского), советское Главнокомандование специально «слило» информацию о готовящемся наступлении на Сычевку и Ржев. Г.К. Жуков об этом уведомлен не был. Гитлеровское командование подготовилось к отражению нашего наступления на Ржевском плацдарме, подтянуло резервы, укрепило опорные пункты.

Главный удар на Западном фронте наносили 20-я армия ген.-майора Н. И. Кирюхина и 31-я армия ген.-майора В. С. Поленова, которые атаковали гитлеровские войска на восточном фасе Ржевского выступа южнее Зубцово. Их наступление было остановлено севернее Сычевки. 29 ноября — 5 декабря были разгромлены 6-й танковый корпус (и. о. ком. полковник Л. М. Арман) и 2-й гв. кавалерийский корпус (ком. ген.-майор В. В. Крюков). 5 декабря остатки 2-го гв. кавалерийского корпуса были выведены на восточный берег р. Вазузы.

По приказу Г. К. Жукова 29-я армия генерал-майора Е. П. Журавлева, имея задачу своим правым флангом содействовать 20-й армии в овладении Сычевкой, 5 декабря при поддержке артиллерии и гвардейских минометных частей, в том числе и 28-го ОГМД, перешла с Гжатского плацдарма в наступление, отвлекая внимание противника от подготовки к новому штурму укреплений на Вазузе. В течение 5-6 декабря она наносила удары по позициям гитлеровской армии между Попсуево и Ярыгино. Но ее атаки захлебнулись, войска понесли тяжелые потери.

Г.К. Жуков и И.С. Конев приказали Е. П. Журавлеву продолжать атаки еще шесть дней, отвлекая гитлеровцев от подготовки 20-й армией наступления на Вазузском плацдарме. 11 декабря 20-я и 29-я армия начали новое наступление. Командующий 20-й армии ввел в бой 5-й и 6-й танковые корпуса. За два дня непрерывных боев они потеряли около 300 танков. Большие потери понесла пехота.

К 15 декабря наступление полностью выдохлось, вновь закончилось неудачей. 20 декабря 1942 г. Г. К. Жуков приказал завершить операцию и перейти к обороне.

По данным Д. Гланца, за три недели операции советские войска потеряли около 100 тыс. солдат убитыми и пропавшими без вести, 235 тысяч раненными, около 1 600 танков.

В советских источниках (Л.С. Орлов, В.В. Абатуров) приводятся другие данные. Но они также свидетельствуют об огромных потерях.

Согласно им, безвозратные потери советских войск составили 70 373 чел., санитарные -145 301 (всего 215 674 чел., или 8 295 чел. в сутки.), потеряно 1 363 танка.

«…за период с 25 по 30 ноября 8 гвардейский стрелковый корпус потерял 6 059 чел., из них 1 116 убитыми и 197 пропавшими без вести. При этом было освобождено три населенных пункта — Хлепень, Холм, Пруды.

Освободив территорию в 11 км по фронту и 6 км в глубину, так и не выполнив задачу, 20-я армия потеряла 57 524 чел., из них 13 929 убитыми и 1 596 пропавшими без вести. 6-й танковый корпус потерял почти два штатных состава танков, 5-й танковый корпус лишился почти всей боевой техники за три дня боев». (Валерий Абатуров.1941. На Западном направлении. Глава 5.Сражение на Ржевско-Вяземском плацдарме. М.,2007. С. 425,442)

 

В провале в декабре 1942 г., уже на первом этапе, разработанной под кодовым названием «Марс» Ржевско–Сычевской операции (наряду с победой под Сталинградом) и кроется причина ее умалчивания в шеститомнике и других официальных источниках о Великой Отечественной войне.

***

По прибытии на место прежней дислокации дивизион несколько дней приводил себя в порядок. Помылись в нашей полевой бане. Почистили технику, личное оружие. Выезжали и на боевые задания. Дали залпы по складам с боеприпасами и горючим, подавили несколько минометных батарей.

4 января я писал матери:

«Нахожусь, где и прежде. Недавно получил гвардейский значок. Внес в фонд обороны Родины 2 600 рублей… Новый год встретили хорошо. Ровно в 24 час. ночи дали залп по фрицам…»

Новогодний залп мы дали по германским укреплениям на окраине Гжатска.

Огневую позицию заняли возле нашего переднего края, в мелком кустарнике. Место было открытое, впереди простиралась равнина в снежных сугробах.

С нетерпением ожидаем, когда стрелки часов приблизятся к 12-ти. Все меньше и меньше минут остается до начала залпа. Установки наведены в цель, сняты колпачки со взрывателей, расчеты отправлены в укрытия. Комбат, поглядывая на часы, дает знак рукой.

Громко командую:

— Батарея, огонь!

Сорвавшись с направляющих, и оставляя в ночном морозном небе огненные следы, снаряды понеслись к цели и стали рваться в расположении противника. И без бинокля видно, как вдали взметались темно–оранжевые фонтанчики, высвечивая из мрака на фоне огненного зарева городские постройки.

До этого залпы мы давали, как правило, из закрытых огневых позиций и, естественно, результаты их наблюдать не могли.

Слышу позади себя шум и радостные возгласы. Оглядываюсь. Это – повыскакивающие из своих укрытий расчеты установок. Каждому хотелось увидеть как их новогодние «подарки» достались адресату.

7 января 1943г. в газетах был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении новых знаков различия, описание погон и их фотографии.

Указ не явился для нас неожиданностью. О том, что в армии предполагают ввести погоны, мы были наслышаны и раньше. Говорили, что в Центральном военном универмаге были выставлены их образцы и новые формы одежды.

Вскоре, в конце января, мы нашили на гимнастерки и шинели полевые, защитного цвета погоны с соответствующим количеством звездочек. Правда, еще на старую форму, так как нового образца гимнастерки должны были получить лишь при очередной выдаче обмундирования. Мы, командиры, теперь стали офицерами, красноармейцы — солдатами.

В начале февраля из Сталинграда пришли радостные вести. Наши войска полностью закончили ликвидацию гитлеровских войск, окруженных в районе Сталинграда. Пленена 91 тысяча солдат, офицеров и генералов во главе с командующим 6-й армии генерал–фельдмаршалом Паулюсом.

8 февраля 1943 г., на рассвете, дивизион отбыл своим ходом в Москву на ремонт изрядно износившейся техники. Из лесного массива выехали по проселкам на Минское шоссе. Во многих местах оно было разбито, в глубоких воронках от бомб, бесконечных объездах, обозначенных шестами с пучками соломы. Деревни, мимо которых проезжали, зияли обгоревшими печными трубами, развалинами, пепелищами, поваленными заборами и плетнями. Колонна наша продвигалась крайне медленно. И хотя до Москвы было не более двухсот километров, въехали туда через Драгомиловскую заставу только к вечеру.

Нас встретил офицер из штаба ГМЧ. Личный состав дивизиона разместили, насколько помню, в здании 1-й фабрики фотопечати Госкиноиздата. Матчасть ремонтировали на заводе «Динамо».

Пока ремонтировалась техника, дивизион жил по обычному казарменному распорядку: подъем, физзарядка, туалет, завтрак, занятия… Свободного личного времени у нас, офицеров, (после проведения занятий, подготовки к ним, дежурств по дивизиону, присутствий на подъеме, вечерних проверках и т.п.) было немного.

Изредка вечером, в воскресные дни, удавалось выбраться в город, побывать в кинотеатре, да и просто побродить по Красной площади, улице Горького, Арбату. Везде чистота, порядок. На улицах много военных, патрули.

В газетах публиковались все новые сообщения о победах Красной армии. Освобождены Ставрополь, Ворошиловград, Ростов–на–Дону, Краснодар и другие города.

Время в Москве пролетело быстро и незаметно. В начале марта мы получили отремонтированные установки и 7 марта убыли на фронт. Из столицы выехали по Варшавскому шоссе на Юхнов. Колонну по московским улицам до выезда на шоссе провел служивший в дивизионе офицер – коренной москвич, хорошо знавший город.

На Западном фронте в это время проходили важные события.

Начавшееся в феврале 1943 г. наступление войск Брянского и Центрального фронтов на орловском и севском направлениях заметно ухудшили положения врага на Ржевско–Вяземском выступе, где было сосредоточено две трети войск группы армии «Центр» в составе 9-й армии Моделя и основных сил 4-й и 3-й танковых армий.

Этот образовавшийся в результате наступления наших войск на западном направлении зимой 1941 – 1942 гг. выступ в обороне противника (до 160 км в глубину и 200 км в ширину основания), линия фронта которого проходила западнее Белого, севернее и восточнее Ржева, западнее Юхнова, восточнее Спас–Демянска, гитлеровское командование рассматривало как плацдарм для наступления на Москву.

Чтобы закрыть образовавшиеся под Брянском и Орлом бреши оно вынуждено было снять с обороны Ржевско–Вяземского выступа 16 дивизий. Создалась угроза прорыва советских войск на флангах фашистской группировки и ее окружения. Поэтому 27 февраля гитлеровское командование отдало приказ об оставлении плацдарма. В связи с этим, Ставкой Верховного Главнокомандования перед Калининским (ком. генерал-полковник М.А. Пуркаев) и Западным (ком. генерал-полковник В. Д. Соколовский, сменивший 27 февраля 1943 г. на этом посту генерал–полковника И. С. Конева) фронтами, занимавшими к Ржевско–Вяземскому выступу охватывающее положение, ставилась задача не дать противнику планомерно отвести свои войска, разгромить основные силы группы армии «Центр».

Наступление наших войск началось 2 марта. Бои с самого начала приняли упорный характер. Противник отводил свои войска, оказывая ожесточенное сопротивление на каждом рубеже. На фронт мы прибыли в самый разгар боев, на пятый день наступления наших войск, и сходу включились в них.

Получив задачу и совершив трудный марш по разбитым и во многих местах раскисших от дождей дорогам, дивизион прибыл в указанный район и сразу же приступил к оборудованию на лесной поляне огневой позиции.

За сосняком вдали на возвышенности сквозь утреннюю дымку смутно виднелись постройки поселка, на окраине которого проходила линия обороны гитлеровцев.

Рассвет только начался, когда слева от нас по просеке, углубляясь в лес, двинулись к переднему краю пехотинцы с автоматами, винтовками, длинными противотанковыми ружьями. Они с интересом поглядывали на расчехленные, готовые к бою «катюши». Некоторые, замедляя шаг, приветственно махали руками и ускоряли ход, догоняя своих товарищей.

В 7.45 началась артиллерийская подготовка, дал залп и наш дивизион, повторил он его, когда артиллерия из глубины перенесла огонь снова по переднему краю.

За лесом слышны были автоматные и пулеметные очереди, разрывы артиллерийских снарядов и мин. Справа от нас из березовой рощи по дороге на взгорке к поселку устремились на английских танках «Матильда» танкисты. Не дойдя до поселка, несколько танков запылали, вспыхнули словно факелы, наткнувшись на огонь неподавленный во время артподготовки батареи. Остальные остановились, отошли назад, сползли по склону с дороги и скрылись от нашего взора.

Мы и раньше были наслышаны, что поставляемые нам по ленд-лизу английские танки «Матильда» и «Валентай» были не надежные, имели слабую броню и вооружение, много гутоперчи, которая легко загоралась.

По рации от командира дивизиона поступила команда подавить вражескую батарею. По переданным исходным данным дали залп.

В период мартовских боев на Ржевско-Вяземском плацдарме дивизион поддерживал 26-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Несмотря на бездорожье, лесисто-болотистую местность, авиационные налеты, он своевременно выполнял поставленные задачи. В результате залпов дивизиона было отбито пять контратак противника.

В сложных условиях быстро приводили в боевое положение реактивные установки и открывали огонь расчеты гв. ст. сержанта А. И. Смирнова и др. Ст. телефонист Г.А. Максимов в районе Новые Лазенки, невзирая на сильный минометный огонь, лично устранил 8 порывов на телефонной линии.

Трижды отбивали огнем зенитных пулеметов налеты вражеских самолетов зенитчики взвода ПВО и ПТО гв. мл. лейтенанта Г. К. Омельчака, принуждая их сбрасывать бомбы где попало.

В эти дни постоянно находилась в движении наша батарея.

Часто меняя позиции, совершая переезды по разбитым, размытым дождями дорогам, она без задержек открывала огонь по вражеской обороне, пробивая путь гвардейцам 26-й дивизии.

В районе д. Высочки, где дивизия вела особенно тяжелые бои, батарея своими залпами помогла ей отбить многочисленные контратаки противника.

В одной из контратак в результате огня батареи он потерял до 100 солдат и офицеров, 2 танка.

Из района Высочек батарею срочно перебросили под Спас-Деменск. Где-то там, как видно, создалось критическое положение. Из штаба дивизиона нас торопили с выездом.

Прибыв на место, прямо сходу развернулись в боевой порядок на занятой у околицы разрушенной деревни огневой позиции.

Пока В.С. Пустовойтенко связывался по рации с командиром дивизиона, находившимся на КП дивизии, боевые установки были расчехлены и подготовлены к бою.

По исходным данным, подготовленным по карте комбатом, в считанные минуты дали залп и тотчас снялись с позиции. Расчеты заканчивали натягивать брезентовые чехлы на установках уже на ходу. Я едва успел сложить треногу буссоли, как передо мной притормозила последняя, четвертая машина. Вскочив на подножку и садясь в кабину, заметил в небе приближающуюся фашистскую «раму». Передние машины увеличили скорость. Видно, и там заметили самолет–разведчик.

Проехав деревню, углубились в небольшой лесок, затем, проскочив открытое поле, через посадку въехали в рабочий поселок. По обе стороны дороги на окраине была разбросана разбитая техника.

В центре поселка на возвышенности показалась церковь. В ней размещался медсанбат. С оглушительным треском, с небольшими интервалами, в церкви рвались мины, наверное, оставленные гитлеровцами перед отступлением. Мины были или замедленного действия, или управлялись по радио. Из распахнутых дверей выбегали с перебинтованными головами, выскакивали на костылях или опиравшиеся на палки, подскакивая на одной здоровой и держа другую, в гипсе, на весу ногу, раненые. Многих на плащ-палатках, носилках вытаскивали, выносили молоденькие медсестры, девушки-санитарки, санитары, врачи. Оставив их в скверике, снова возвращались в здание церкви, где продолжали рваться мины.

 

И теперь, когда много лет спустя, я вижу с трудом взобравшегося в троллейбус с костылем или палочкой фронтовика, мне кажется, что он оттуда – из того медсанбата в той церкви. И редко когда молодые парни и девчата, занявшие, проскочив перед ним, свободное место, уступят его инвалиду. Им интереснее глядеть в окно, как–будто они впервые видят эти улицы, дома в городе, в котором родились и живут. Скорее место уступят немолодые женщины, старушки…

 

Наша машина немного отстала от колонны, но последнюю установку из вида не теряли.

Вскоре боевые машины на короткое время скрылись в низине, а когда снова показались на дороге, позади них неожиданно заплясали фонтаны огня и дыма, стали густо ложиться разрывы. Оторвавшись от них, колонна свернула с проселка на шоссе. Обстрел прекратился, и мы, проскочив низину, вскоре тоже выбрались на шоссе. Проехав немного свернули на грунтовку. Но роща, в которой находилось расположение батареи, все не появлялась. На землю уже опустились сумерки, и ориентироваться стало трудно.

Проехав еще несколько километров, вскоре услышали татакающую дробь пулеметов и автоматов, разрывы мин. В небе вспыхивали, рассыпались искрами разноцветные ракеты, темноту пронизывали трассирующие очереди. Где–то близко был передний край. Было ясно, что мы сбились с пути. Видимо, нужную развилку, на которую должны были свернуть, мы проскочили.

Развернувшись и, изрядно поблуждав в темноте по грунтовкам, мы, снова выбравшись на шоссе, за сожженной деревушкой увидели знакомый лесной массив. В нем располагались тыловые службы дивизиона.

Нас заправили бензином (баки установки были почти пусты). Зампотех дивизиона показал на карте маршрут, по которому следовало добираться в расположение батареи. На листке бумаги он перечертил из карты схему. По шоссе в обратном направлении мы должны были проехать мимо трех деревень и за последней свернуть вправо на проселок.

Когда прибыли на место, оказалось, что мы уже у того проселка были, но в темноте свернули на другую, почти рядом находившуюся дорогу.

Комбат с удивлением спросил, как это мы сумели добраться в дивизион и не смогли найти батарею. Немного погодя, я узнал причину нашего выезда в район Спас-Деменска и результаты залпа.

Наш полк, выбив после упорных боев фашистов из деревни, где у них был хорошо укрепленный опорный пункт, стал преследовать отступающего противника, однако вскоре перед высотками попал под сильный минометный обстрел. Огонь минометы вели из-за обратных скатов высоток, и пехота не могла своими средствами их подавить. К тому же огонь велся по заранее пристрелянной местности, и полк нес большие потери. После нашего залпа обстановка разрядилась, и пехота продолжала наступление.

Сложные условия лесисто-болотистой местности, широкое использование противником различных заграждений и заранее подготовленных позиций, резко снижали продвижение советских войск, сковывали их маневры. Войска продвигались не более 6-7 км в сутки, не смогли выйти в тыл противника, отрезать ему пути отхода.

С 15 по 31 марта они вышли к заранее подготовленному противником оборонительному рубежу северно–восточнее Духовщины, Ярцево, Спас–Деменска и, встретив здесь упорное сопротивление, вынуждены были прекратить наступление. В результате проведенной операции по ликвидации Ржевско-Вяземского выступа линия фронта была отодвинута от Москвы еще на 130-160 км, наши войска вышли на дальние подступы к Смоленску. Как сообщало в те дни Совинформбюро, были освобождены Ржев, Гжатск, Вязьма, сотни других населенных пунктов.

С апреля на нашем участке фронта установилось относительное затишье. Вскоре в моей службе произошло изменение. 6 апреля я был назначен командиром взвода управления вместо Виктора Лашина, которого перевели начальником разведки дивизиона.

На следующий день Лашин со мной отправился на передний край, чтобы на местности ознакомить меня с обстановкой.

Выйдя из леса, по тропинке мы спустились с пологого склона на луг с тонкостволыми березками и ольхой, местами заболоченный, поблескивающий в проплешинах водой. Остановившись на сухом месте у чахлого кустарника, Лашин заметил, что луг часто обстреливается противником. Правда, пока мы находились здесь, ни одного выстрела с той стороны не было.

Правее, за посадкой были прорыты две линии траншей с многочисленными ходами сообщений. Вторая траншея упиралась в дальний лес, а первая огибала его опушку по переднему краю. Побродив по траншеям, в которых, не встретили ни одного солдата (впрочем, и в нацистских траншеях, которые просматривались в некоторых местах, тоже движения никакого не заметили), прошли на НП батареи. Он размещался на высотке с молодой порослью ольхи. Примостившись у стереотрубы, за передним краем наблюдал разведчик. В журнал он заносил самое существенное. Рядом в окопчике у телефонного аппарата находился связист. В метрах пятидесяти за обратным скатом высотки, в кустарнике, находилась землянка взвода управления.

Лашин представил меня разведчикам и связистам взвода. Затем мы побывали на КП батальона, державшего на этом участке оборону. Комбат, молоденький старший лейтенант, недавно заменивший тяжело раненного в бою своего предшественника, угостил нас чаем. Пожаловавшись, что у него вместо положенных двух километров со вчерашнего дня участок обороны на все восемь, просил в случае чего помочь огоньком.

Когда я возвратился на свой НП, в землянке уже все отдыхали, кроме ефрейтора, дежурившего у телефона. Часового снаружи не было. Ефрейтор пояснил мне, что ночью охрана возлагалась на дежурного телефониста. Конечно, в случае опасности этот телефонист вряд ли сумел бы что–либо предпринять. Но я не посчитал нужным менять заведенный, очевидно, уже давно во взводе порядок охраны, решив, что разберусь в этом как–нибудь потом.

Спустя несколько дней меня через посыльного попросил прибыть на КП командир батальона. Кроме него, в штабной землянке находился офицер из штаба полка и начальник штаба батальона.

Наутро готовилась операция с участием батальона. Комбат попросил дать залп во время артподготовки, уточнил цель, сказал, что с командиром нашего дивизиона вопрос согласован. Возвратившись, я связался с В.С. Пустовойтенко. Относительно предстоящей операции он только что получил указание и сообщил, что батарея даст залп.

Вечером я, взяв связистов и разведчика, прибыл на КП батальона. Комбат разместил нас в свободной землянке саперов, которые ушли делать проходы в проволочном заграждении и минном поле.

Посреди ночи меня разбудил связист, дежуривший у телефона. Я только стал засыпать и не сразу понял в чем дело. Взглянул на свои часы при свете огонька в сплющенной сверху снарядной гильзе. Было только три часа. Наконец, дошло до меня.

— Товарищ гвардии лейтенант, — говорил телефонист, — связи нет… Линию, наверное, перебили.

Сон как рукой сняло. До начала операции оставалось чуть больше трех часов. А у меня с батареей связи нет.

Разбудил двух связистов. Приказал немедленно найти порыв и восстановить связь. Связисты, закинув на спину винтовки, и взяв катушку с проводом, покинули землянку и скрылись в темноте ночи.

Время тянулось мучительно долго.

Дежурный телефонист кричал в трубку:

— Луна, Луна… Я – Юпитер, я — Юпитер… Отвечай же… Куда же, ты, лунатик, запропал?…

Вскоре, наконец, появилась связь с батареей. Позже возвратились и связисты.

— В двух местах минами перебило — доложил старший из них.

В 6.15 батарея дала залп. Он накрыл склад с боеприпасами, находившийся, по данным разведки, в сосновом бору. Клубы дыма и огня взметнулись из-за деревьев, сопровождаемые гулкими разрывами. За ними без паузы последовали удары артиллеристов и минометчиков.

Еще до окончания артподготовки начала выдвигаться в проход через проволочное заграждение рота во главе с лейтенантом, таким же молодым, как и комбат.

Через некоторое время комроты сообщил по рации, что занял первую траншею. Вскоре он передал, что добивает фрицев во второй траншее, но в роте большие потери и просил прислать подкрепление для дальнейшего развития атаки.

После продолжительного молчания лейтенант, выйдя на связь, с тревогой прокричал по рации, что роту окружают фашисты, кольцо окружения вокруг нее сжимается, есть убитые и раненые. После этого связь с ним прервалась. Комбат несколько раз связывался по телефону с командиром полка, докладывая обстановку. Комполка, вроде бы, пообещал подбросить подкрепление, но оно так и не прибыло.

Офицер из штаба полка, находившийся на батальонном КП, сказал мне, что комполка вряд ли удастся что–либо наскрести, у него никаких резервов нет, кроме хозвзвода, в батальоне тоже пусто. Наступление ведется на левом фланге, там нужно было отбить у немцев какую–то важную высоту, а здесь был предпринят только отвлекающий удар одной ротой. Помочь ей своим огнем и мы не могли, так как батарея после произведенного залпа была переброшена на тот, другой участок, где велась главная наступательная операция в этот день. Но даже, если бы она оставалась на месте, залп произвести не могла. Наверняка, поразила бы и своих.

Вскоре дивизия, в состав которой входил батальон, была выведена в резерв на отдых, а участок ее обороны заняла прибывшая железной дорогой другая дивизия.

На передовой появилась группа старших офицеров. Они производили рекогносцировку местности, в бинокли рассматривали вражеские позиции. В районе нашего опорного пункта у дальней опушки леса офицеры попали под артиллерийско–минометный обстрел, и многие из них погибли. У двоих осколками срезало черепа.

Чувствовалось оживление и на стороне противника. Наши разведчики все чаще фиксировали в журнале наблюдения передвигавшиеся на полевых дорогах автомашины, артиллерийские установки.

В один из дней мы обнаружили, как сравнительно невдалеке за передним краем немцы начали рыть еще одну линию траншей. Заметили это и прибывшие на передовую офицеры стрелкового полка. Старший из них, наблюдая с оборудованного на высоком дереве НП цель, попросил меня, чтобы «катюши» дали по ней залп. Я доложил по телефону об этом командиру батареи В.С. Пустовойтенко и сообщил ему координаты цели.

Получив от комбата подтверждение, что батарея даст залп, я сообщил об этом офицеру из штаба полка.

Все с нетерпением стали ждать, когда откроют огонь «катюши». Минут через тридцать позади нас раздался характерный рев реактивных снарядов. В бинокль было видно как в поле, в районе цели взметнулись в небо султаны взрывов с комьями земли, в панике стали разбегаться уцелевшие от огня гитлеровцы.

Из-за расстояния, с которого велась стрельба, эллипс рассеивания вытянулся не по фронту, а в глубину вдоль трассы стрельбы. Поэтому не вся цель была накрыта. Офицер, попросивший огня, был недоволен, ему казалось, что «катюши» дали залп не совсем точно, с перелетом. Но в этот и последующие дни гитлеровцы здесь, во всяком случае, в светлое время суток, строительством укреплений не занимались.

Где–то в середине апреля я получил открытку от Леонида Бобруйко, отправленную им 25 марта 1943 г. из воинской части 01903 по моему старому адресу. Пришло оно, видимо, раньше, но в связи с частыми переездами дивизиона с одного участка на другой, попало ко мне с опозданием.

В нем он, в частности, писал:

«… У нас сейчас «горячие деньки», бьем фрицев, за последние дни мы много уничтожили фрицев и освободили до 30-ти населенных пунктов. Признаюсь, что нахожусь первый раз в таком переплете. Лося Петра уже нет, он погиб смертью храбрых в прошедших боях. Со старого места мы уехали и сделали марш на 700 км, прошли за 2,5 суток… Могу похвастаться с повышением звания и представления к награде. К какой сообщу в следующем письме…»

Следующего письма я не получил. Когда я сказал Кудряшеву, с которым Л. Бобруйко ранее служил в одной батарее, что от него почему–то нет долго писем, он ответил, что Леонид погиб.

 

Продолжение следует.

Читайте другие части воспоминаний 

 

Подготовил и прислал для публикации: полковник в отставке Яков Михайлович Ляховецкий
www.world-war.ru