К утру пошел сильный дождь, промокли до костей. Фашисты охраняли нас со всех сторон, они были хорошо одетые и в плащ-палатках, так что им дождь нипочем. Когда наступило утро, нас погнали в город Армянск. А что касается покормить – то об этом фашисты и не думали. Уже пошли вторые сутки, как мы находимся в руках врагов, и за это время ничего не брали...

Ползу, а с меня пот в семь ручьев. Силы убывают, убывают. Ну, в самом деле, многое ли может человек в двадцать лет при росте сто шестьдесят пять, весе пятьдесят и при полнейшем отсутствии боевого опыта?! Хорошо, что занимался спортом. А тут еще вдобавок — леденящее чувство страха. Пули так и взвизгивают над головой. И все кажется, что в тебя.

Миша, забрав наши котелки, отправился разыскивать столовую. Неожиданно налетели немецкие самолеты, началась бомбежка. Мы с механиком, дремавшие до того на своих местах, заволновались. Паровоз был готов к поездке, а Михаила не было. Подбежал дежурный и приказал срочно подцепиться к составу.

Преподаватели и инструкторы Марсейля единодушно отмечали, что он — несомненный талант. Летная подготовка давалась Гансу-Йохиму легко. Он заметно опережал своих друзей-курсантов в технике пилотирования. Однако инструкторы хватались за голову, когда во время учебного полета Mapсейль начинал выполнять фигуры высшего пилотажа.

Когда прогнали фашистов и в монастыре расположились русские солдаты, немецкий летчик, дважды бомбивший эту территорию, видел, что бомбы упали точно, взорвались же везде — кроме монастырской территории. Когда война кончилась, этот летчик приезжал в монастырь, чтобы понять, что это за территория такая, что за место, которое он дважды бомбил — и ни разу бомба не взорвалась.

Ни звуков оркестра, ни слез, ни речей. В молчанье окрестность. Хоронят парней. В солдатской могиле — десятки мужчин: Лишенные силы, лежат как один.

День Победы Ленинград отметил «буйно»: люди бросались в объятия незнакомых людей, плакали и смеялись от счастья и от пережитого горя, был незабываемый салют, все жители города были на улицах. А дальше – все от мала до велика вышли на восстановление города.

Бывало, сидишь в окопе и вдруг слышишь: «Сестра! Сестричка-а-а!» А вокруг все взрывается, горит, пули и осколки свистят. Вдавишься в землю и думаешь: «Все! Больше не могу!» А через секунду уже несешься навстречу людским болям и страданиям. Так что, думаю, храбрый да смелый не тот, который не боится, а кто умеет подавлять страх.

После такого решения прозвучала команда: «Внимание! По изменнику Родины – огонь!» Тут уже были подготовлены отличные стрелки, три человека, и по такой команде они быстро произвели свои выстрелы. Виновный упал вниз лицом и больше не поднялся. Также были заранее назначены солдаты с лопатами для погребения.

Адмирал поблагодарил меня от имени фюрера и военно-морского флота. Потом пожать мне руку подходили другие, начиная с вице-адмирала Деница, командующего флотилией подлодок. «Почему столько благодарностей? Ведь головы были ваши, а мои только руки, выполнившие это».

Началась жизнь, состоящая сплошь из боевых действий. Мы не только заставили противника окопаться и перейти к обороне, но и все время беспокоили его ночными вылазками, блокированием огневых точек и беспрерывной ночной стрельбой. Мы объединились в прочный боевой коллектив и делили вместе горе и радости.

День 15 апреля запомнился всем блокадникам. В этот день по городу пошли пассажирские трамваи. Пассажиры выходили из вагонов с необычно светлым выражением на лицах. Мы с братом не отказали себе в удовольствии проехать одну остановку до Исполкомовской улицы. Пуск трамвая был не только разрешением транспортной проблемы, это была громадная моральная и ...

Закипела настоящая работа: изучение матчасти, учебные, вывозные вылеты, полеты на полигон, на бомбометание и штурмовку, овладение слетанностью, борьбой с истребителями противника, перестроением в воздухе и т.д. После первых пикирований многие, вылезая из кабины, держались за спину, так как при сбросе бомб и выводе из пике летчика и штурмана так вжимало в сиденье, что темнело в глазах и...

Непрерывно поступали доклады гидроакустика: шум винтов все сильнее, цель быстро приближается. На мостике в это время творилось нечто ужасное — штормовая качка и снежный буран, видимости никакой; и командир, понимая, что цель наверняка идет с охраной и какой-нибудь из конвойных кораблей может таранить лодку, скомандовал срочное погружение.

И летели листовки с неба На пороги обмерзших квартир: «Будет хлеб! Вы хотите хлеба? Будет мир! Вам ведь снится мир?»

Перемещение подразделений на очередной рубеж обороны осуществлялось под огнем артиллерии и ударами авиации противника. Наземные части врага нажимали с западного и северо-западного направлений. Часть его танков выходила в тыл арьергарду.

Мама, захватив сестренку, встала, как часовой, на свое обычное место – в проем входа на второй этаж. Послышались залпы зениток, потом прерывающийся звук моторов «Юнкерса» и вслед за ним нарастающий свист и мощный удар – настолько сильный, что показалось, бомба упала в какой-то корпус зданий Лавры.

Общепризнанным мастером фоторазведки у нас в полку считался Николай Самуйлик. Как-то в очередной раз ему было дано задание произвести разномасштабную съемку одного из участков обороны противника на реке Молочная. Погода была неблагоприятной, и мы всецело полагались на мастерство нашего разведчика.

Многие ребята мне завидовали: вот он уже в сентябре наденет военную форму. И никто не мог предположить, что через год, два, три все ребята рождения 1923-1926 годов будут на фронте. Что многие не вернутся с полей битв. Что наши девчата станут сандружинницами, пулеметчицами, снайперами.

Я часто выступаю в школах перед учениками. До детей порой доносят не ту и не всю правду о войне. Ничто не может заменить им живой рассказ фронтовика. Зачем я это делаю? Наверное, хочу, чтобы они помнили о бессмертном подвиге своих дедов и в нужный момент сами не побоялись защитить свою Родину...