Твоих я никогда не созерцал творений. И вот сегодня ночью я смотрел из кратера, что выбила граната, на небо звездное, что было надо мной.

Середина Атлантики, 12 июля 1944 года. 3.15 утра. «Порт Хантер», английский сухогруз в 7 тысяч тонн водоизмещением, держа неизменную скорость в десять узлов, рассекал спокойную поверхность океана. Внезапно в центральной части судна раздался мощный взрыв, оно осело на правый борт и стало погружаться.

Меня направили в военную школу в Омск, когда началась Великая Отечественная война. Потом – под Ленинград, опредилили в артиллерию, сначала наводчиком, затем командиром артиллерийского расчета.

Подходим к столовой с песнями, а тут целый переполох: вокруг установлены часовые, нас близко не допускают. Прибыло много санитарных машин и большое количество медиков. Мы стоим и смотрим, ничего не можем понять. Что такое? Что случилось?

С тревогой наблюдала она за поединком, который затягивался. Ей вдруг показалось, что в самые удобные для атаки моменты Леша почему-то не стреляет в своего противника. Проследив тщательно за боем, она убедилась в этом. Да, он не стрелял…

Я поехал разыскивать мать Володи. Улицу и дом нашел быстро. Долго искал квартиру. Дом большой, несколько подъездов, табличек нет, обратиться не к кому. Наконец в одном из подъездов показалась женщина.

Их встретили пушки и били внахлест, И брали десантников в вилку, И падал в холодную воду матрос, Оставив волне бескозырку…

Захватить врага на его собственных позициях и невредимым доставить его в штаб – чрезвычайно трудное и рискованное боевое задание. Во время таких операций лучше всего раскрывается характер человека. Не случайно высшей похвалой со стороны боевых товарищей в годы войны была фраза: «С этим парнем в разведку ходить можно!»

4 сентября 1941 года, в 11 часов начался первый обстрел и 6 сентября, когда на город упали первые фугаски, прошло совсем немного времени, а казалось, что бомбы и обстрелы разрушили полгорода. Кругом стоял запах гари, пожаров, разрухи. Некоторые дома почему-то не тушили. И они зловеще горели даже ночью.

Шли ежедневные тяжелые бои с озверевшим врагом. Бойцам приходилось действовать в труднейших условиях, они нуждались в общении и моральной поддержке со стороны командиров и политработников. Но командование и штаб артиллерийского полка отсиживались на своем командном пункте, вдали от переднего края, и толком не знали, как действуют и в чем нуждаются их подчиненные.

В 1945 году наш танковый полк, в котором я служил, форсированным маршем с боями брал город Харбин, и во время марш-броска произошел этот случай. Наша танковая колонна остановилась на отдых, машины стояли полукругом, и танкисты только начинали отдраивать люки. Вдруг из перелеска выскочил японский солдат.

Три часа стоять в полутемном помещении, в самую глухую ночь – они казались как трое суток. Ни на одну минуту мысли в голове не меняют свою работу, в голове только одно: «Война, война, хорошего ждать нечего». Тут невольно вспоминаешь своего отца, который много говорил, что такое война и какие страшные ее последствия.

Учебные занятия на факультете продолжались, но проводились они не в прежних аудиториях, а на первом этаже или в подвальных помещениях, в наскоро оборудованных классных комнатах. При минусовой температуре видные советские историки читали лекции, принимали зачеты и экзамены.

Но когда говорят, что война это один ужас, я совсем другое вспоминаю. Был и ужас, но кроме этого, был такой необыкновенный моральный подъем, очищение душ, самое настоящее. Иначе бы не шли друг за друга спокойно умирать.

Война выхватила детей из привычной жизни, у многих уже навсегда отняла родителей, но она ни на один день не прервала нормальную работу интернатов. В них регулярно проводились утренники отмечались дни рождения. При свете керосиновой лампы устраивались концерты, репетиции и выступления теневого и кукольного театров.

Сорок глаз смотрят на меня с надеждой и состраданием. Они понимают, что мне опять надо будет возвращаться в кромешный ад, за новой партией раненых. Понимают и то, что я приняла на себя тяжелейшую ответственность - любой ценой, даже ценой собственной жизни, проявлять милосердие и оказывать помощь страждущим.

В те суровые, полные лишений, студеные дни блокадной зимы ледовая трасса стала передним краем битвы за Ленинград. Мы были солдатами этой трассы мужества. Нас не страшили никакие опасности, никакие трудности и лишения. Наша боевая задача была – больше, больше возить хлеба Ленинграду! Хлеба и снарядов!

Он сумел так всех подчинить своей воле, что все поверили в его гениальность. И не только поверили сами, но смогли убедить в этом, практически, весь народ многомиллионной страны. И не просто убедить, а заразить таким энтузиазмом, что люди искренне поверили в гениальность вождя.

После окончания Ленинградской государственной консерватории в 1935 году я сначала занималась концертной деятельностью как вокалист, а затем стала педагогом в музыкальном училище имени Мусоргского, где имела свой класс. Война застала меня на этой должности.

В 1940 году мне исполнилось 19 лет, и меня призвали на действительную службу в Советскую Армию. Отец мой много рассказывал о военной службе и говорил мне: «Не забывай Бога, служба в армии тяжелая». И мать со слезами благословляла и говорила это же.