О положении Православной Церкви во время оккупации фашистами западных территорий Советского Союза в наши дни редко кто имеет сколько-нибудь отчетливое представление. Известно, что с приходом оккупантов там стали открывать храмы, и в них возобновились Богослужения. Может быть, фашисты покровительствовали Православию? Нисколько.

Первый бой… Как в песне поется: «Последний бой, он трудный самый…»? Не правда! Самый трудный – первый бой, потому что еще ничего не знаешь. Знаешь как на фронте считалось? Если в первом бою живой остался – молодец! Во втором бою – фронтовик! А после третьего – бывалый солдат! Уже все знаешь, где присесть, где прилечь, где пробежать, что съесть, а...

Война началась для меня в декабре 1942 года с зачисления курсантом в 281-й отдельный истребительный противотанковый батальон. В ноябре 1943 года меня в числе восьмисот курсантов направили в 119-ю стрелковую дивизию, которая после жестоких боев пополнялась в Туле личным составом и техникой. Там меня направили в 421-й стрелковый полк – в батарею 76-миллиметровых пушек.

Владыка в валенках, ватных армейских штанах, в ватнике, с надетой поверх всего этого рясой и фелонью, с кадилом в руке обходил эти скорбные ряды, творя заупокойную службу. А сторож нес за ним медный тазик с песком, которым владыка посыпал мертвые тела, символически предавая их земле.

Во второй раз чудо произошло, когда я уже выздоровела и играла в своем дворе с собакой. Заходит к нам во двор высокий эсесовец с автоматом в руках. И мне рукой показывает на приставленную к сараю лестницу, загаженную куриным пометом. Мол, полезай туда и достань с чердака яйца.

Мы очень голодали. А немцы в овраге постреляли лошадей. И тех лошадей нам на еду брать разрешили. А на лошадях уж черви были. Ну, мы обмоем и варим, а мясо воняет. А делать нечего, приходилось есть. Еще в одной семье мучили и расстреляли отца, Григорием звали. Одного их мальчика повесили, другого девяти лет запытали, окурки о него тушили.

В первый день войны меня взяли в армию, несмотря на то, что у меня уже был сын. Направили хирургом в госпиталь для легко раненных. Не о войне и своей жизни хочу рассказать, а о смерти трех совершенно незнакомых мне людей. Смерти, которая необычайно поразила меня и дала возможность осознать неисповедимость путей Господних.

Родина... Что же это за силища такая? Заставляющая сознательно идти на верную смерть, лишь бы вернуть свободу своей родной, единственной в мире земле. Пожалуй, впервые я задумалась об этом на войне. И, может быть, именно в ту жестокую студеную зиму, когда мы только готовились вылететь на фронт.