Ссылка Александра Фадеева на фронт

Александр Александрович Фадеев (1901—1956 гг.)

Октябрь 1941 г. стал самым тревожным месяцем для Москвы и москвичей за все годы войны. Стремительное наступление фашистов и кажущиеся уже неизбежное падение столицы привели к небывалой панике среди горожан. Все вокзалы оказались запружены людскими массами, груженными нехитрым скарбом. Власти же пытались придать этой стремительной эвакуации хоть какие-то организационные формы. В частности, в середине октября Комиссия по эвакуации при ЦК партии поручила А.А. Фадееву организовать выезд московских писателей в города Поволжья и Урала.

К началу Великой Отечественной войны А.А. Фадеев уже достиг вершин власти. Признанный мэтр жанра социалистического реализма (вполне заслуженно получивший это звание за повесть «Разгром», опубликованную еще в 1926 г.), Фадеев вошел в историю советской литературы в первую очередь как видный ее общественный деятель. Активист и идеолог рапповского движения [1] в 1920-е годы, в 1930-е годы он стал одним из руководителей Союза писателей СССР, а в 1938 — 1944 и в 1946 — 1954 гг. возглавлял эту организацию, фактически создав из нее главный инструмент партийно-государственного контроля над советской литературой. С 1939 г. и почти до самой смерти Фадеев являлся членом ЦК ВКП(б), что наделяло его абсолютной прерогативой как в решении вообще организационных проблем советской литературы, так и отдельных писательских судеб. Не случайно, что именно он был назначен ответственным за эвакуацию московских писателей.

Хватало у А.А. Фадеева и недоброжелателей. Так, в самые тревожные октябрьские дни 1941 г. «писательского министра», как за глаза называли Фадеева, обвиняли в «паникерстве», в том, что он бежал из Москвы. Между тем, он не только успешно эвакуировал почти всех именитых московских писателей, но и создал в тылу писательские идеологические группы при Совинформбюро — главном информационно-пропагандистком ведомстве в СССР в годы войны. Однако слухи явно пошатнули авторитет неумолимого проводника генеральной линии партии в литературе. В декабре Фадеев обратился с личным письмом в ЦК партии. Он просил отправить его на фронт военным корреспондентом для того, чтобы развеять любые сплетни о его якобы бегстве из Москвы. Одновременно с письмом, публикуемом ниже, он отправил телеграмму-молнию члену Политбюро ЦК А.А. Андрееву с просьбой выехать на Западный фронт.

Судьба А.А. Фадеева решалась на самом верху. Как видно из резолюций на письме заведующего особым сектором ЦК и ближайшего помощника И.В. Сталина А.Н. Поскребышева, кандидатов в члены Политбюро ЦК Г.М. Маленкова и А.С. Щербакова, а также секретной телеграммы начальника Главного политического управления и заместителя наркома обороны СССР Л.З. Мехлиса, Фадеева было решено отправить на Калининский фронт, причем на самый опасный участок. Здесь писателем был составлен ряд блестящих газетных очерков, запечатлевших и ужасы войны, и образы героев.

В ЦК ВКП(б)

Товарищу И.В. Сталину
Товарищу А.А. Андрееву
Товарищу А.С. Щербакову
[Куйбышев]                                                                                                                                                      13 декабря 1941 г.

Кликните на документ, чтобы его увеличить

Среди литераторов, находящихся в настоящее время в Москве, распространяется сплетня, будто Фадеев «самовольно» оставил Москву, чуть ли не бросив писателей на произвол судьбы.

Ввиду того, что эту сплетню находят нужным поддерживать некоторые видные люди, довожу до сведения ЦК следующее:

1. Днем 15 октября я получил из Секретариата тов. Лозовского директиву явится с вещами в Информбюро для того чтобы выехать из Москвы вместе с Информбюро.

Эту же директиву от имени тов. Щербакова мне передали работники Информбюро товарищи Афиногенов, Бурский и Петров.

Я не мог выехать с Информбюро, так как не все писатели, составленному в Управлении агитации и пропаганды ЦК, были мною погружены в эшелоны, и я дал персональное обязательство тов. Микояну и тов. Швернику выехать только после того как получу указания Комиссии по эвакуации через тов. Косыгина.

Мне от имени тов. Щербакова разрешено было задержаться насколько необходимо.

Я выехал под утро 16 октября после того как отправил всех писателей, которые мне были поручены и получили указание выехать с Комиссией по эвакуации через тов. Косыгина.

2. Я имел персональную директиву от ЦК (тов. Александров и Комиссия по эвакуации (тов. Шверник, тов. Микоян, тов. Косыгин)) вывести писателей, имеющих какую-нибудь литературную ценность, вывести под личную ответственность.

Список этих писателей был составлен тов. Еголиным (сотрудник ЦК) совместно со мной и утвержден тов. Александровым. Он был достаточно широк – 120 человек, а вместе с членами семей некоторых из них – около 200 человек (учтите, что свыше 200 активных московских писателей находятся на фронтах, не менее 100 самостоятельно уехало в тыл за время войны и 700 с лишним членов писательских семей эвакуированы в начале войны).

Кликните на документ, чтобы его увеличить

Все писатели и их семьи, не только по этому списку, а со значительным превышением (271 человек) были лично мною посажены в поезда и отправлены из Москвы в течение 14 – 15 октября (за исключением Лебедева-Кумача – он еще 14 октября привез на вокзал два пикапа вещей, не мог их погрузить в течение двух суток и психически помешался, — Бахметьева, Сейфуллиной, Мариэты Шагинян и Анатолия Виноградова – по их личной просьбе). Они, кроме А. Виноградова, выехали в ближайшие дни.

Для обеспечения выезда всех членов и кандидатов в члены Союза Писателей с их семьями, а также работников аппарата Союза (работников Правления, Литфонда, Издательства, журналов, «Литгазеты», иностранной комиссии, клуба) Комиссия по эвакуации при Совнаркоме СССР по моему предложению обязала НКПС предоставить Союзу Писателей вагоны на 1000 человек (в эвакуации какого-либо имущества и архивов Правления Союза было отказано).

За 14 и 15 октября и в ночь с 15 на 16 октября организованным и неорганизованным путем выехали, примерно, половина этих людей. Остальная половина (из них по списку 186 членов и кандидатов Союза) были захвачены паникой 16 и 17 октября. Как известно большинство из них выехали из Москвы в последующие дни.

3. Пред отъездом мною были даны необходимые распоряжения моему заместителю (тов. Кирпоткину), секретарю «Литгазеты» (тов. Горелику) и заместителю моему по иностранной комиссии (тов. Аплетину). Секретарь парторганизации тов. Хвалебнова, уезжавшая с мужем с разрешения Краснопресненского райкома, дала при мне необходимые распоряжения своему заместителю (тов. Хмара) и зав. секретной частью Союза (тов. Болихову).

Кирпотин моих распоряжений не выполнил и уехал один, не заглянув в Союз. Это, конечно, усугубило паническое настроение оставшихся. Остальные работники свои обязательства выполнили.

4. Перед отъездом Информбюро из Москвы тов. Бурский передал мне от имени тов. Щербакова указание – создать работающие группы писателей в городах Свердловске, Казани и Куйбышеве.

В Куйбышеве такая группа создана при Информбюро (человек 15). В Казани и Чистополе (120 человек) и Свердловске (30 человек). Остальные писатели с семьями (в большинстве старики, больные и пожилые, но и в известной части и перетрусившие «работоспособные») поехали в Ташкент, Алма-Ата и города Сибири.

Организация писательских групп в Казани и Свердловске, очищение от паникеров, материально-бытовое устройство, преодоление некоторых политически вредных настроений – вся эта работа более или менее завершена, группы эти созданы и работают.

5. Работа среди писателей (в течение 15 лет) создала мне известное число литературных противников. Как это ни мелко в такое время, но именно они пытаются выдать меня сейчас за «паникера».

Эти обстоятельства вынуждают меня сказать несколько слов о себе.

Кликните на документ, чтобы его увеличить

Я вступил в партию в период колчаковского подполья. 2,5 года был участником Гражданской войны (от рядового бойца и политрука пулеметной команды до комиссара бригады), участвовал в штурме Кронштадта в 1921 г. и дважды был ранен.

Я делал не мало ошибок, промахов и проступков. Но на всех самых трудных этапах революции, включая и современный, я не был просто «поддерживающим» и «присоединяющимся», а был и остался активным борцом за дело Ленина и Сталина. Изображать меня «паникером» — это глупость и пошлость.

Как и многие большевики я с большой радостью остался бы в Москве. Для защиты ее, и как у многих большевиков все мои помыслы и желания направлены к фронту.

Если бы мне разрешили выехать на фронт в качестве корреспондента или политработника я смог бы принести пользы не меньше других фронтовых литераторов.

А. Фадеев

РГАНИ. Ф. 3. Оп. 34. Д. 188. Л. 92–94. Подлинник. Машинопись. Подпись – автограф, выполненная фиолетовыми чернилами. На первом листе стоит надпись: «т. Маленкову. Поскребышев», сделанная синим карандашом. Ниже две резолюции. Первая, выполненная синим карандашом, Г.М. Маленкова:

«т. Щербакову. Пожалуй, т. Фадееву полезно съездить на фронт. Полезно для дела и восстановит авторитет т. Фадеева. Как думаешь? Маленков 19/XII».

Ниже резолюция А.С. Щербакова, выполненная красным карандашом: «Согласен. Щербаков».

В нижнем правом углу карандашная надпись: «Архив [фамилия не разборчива] 24/XII 41 г.». В верхнем левом углу первого листа письма стоит дата «24.XII», выполненная простым карандашом и знак «v», сделанный красным карандашом. Под ними пометы «Казань», «№ 11с» и дата «16/XII – 41 г.», выполненные фиолетовыми чернилами. Чуть ниже пометы «№ 2611» и дата «19. XII. 41 г.», написанные фиолетовыми чернилами, и знак «v», сделанный простым карандашом. На первом листе ближе к правому верхнему правому углу стоит помета «№ 2328» и дата «19.XII – 41 г.», написанные фиолетовыми чернилами, и карандашный знак «v».

[1] РАПП — российская ассоциация пролетарских писателей.

Материалы публикуются впервые.

Исследование подготовлено ведущим специалистом Российского государственного архива Новейшей истории,

канд. истор. наук Никитой Пивоваровым

для www.world-war.ru