долг

Мама!.. Я закрыл глаза, и вот она передо мной, с узкой грудью, с большим, надсаженным животом, вечно занятая, вечно озабоченная. Каково-то ей без нас? Я пятым ушел из дому, а девки давно замужем. На троих из пяти уже пришли похоронные, и лежат они у матери под подушкой, вместе с хлебными карточками. Может, и четвертая уже там: на войне каждый день убивают.

Кто знает энергичную натуру Игоря Васильевича, тот может понять, как нелегко было мне — врачу - сдерживать его. Как только приехали на дачу, он сразу захотел купаться. Но позволить купаться сразу было нельзя. Поездка поездом, потом машиной от Симферополя до Мисхора, перемена климата — все это было для него тяжело, и мы в первый раз «поссорились». Он...

После падения ДЗОТа артиллерия немцев не прекращала обстреливать блиндаж, в котором мы находились, но бывшая нейтральная полоса теперь наблюдалась немцами плохо и не обстреливалась из стрелкового оружия. Чтобы нести в тыл, Кадочникова уложили на принесенные из санвзвода батальона носилки. Я стал прощаться. Он смотрел на меня помутневшими от боли глазами. Кто-то в это время положил в носилки его...

Помню, на одном из совещаний выступает теоретик Н. и предлагает де­шевый и быстрый способ разделения изотопов. Он все уже рассчитал... Оши­бочность предложения профессора Н. была очевидной. Лев Андреевич Арцимович и я уже приготовились к «разоблачению» предложенных Н. довольно наивных расчетов. Но не успели. Слово взял И.В. Курчатов: «То, что мы сейчас слышали, - это именно то, что нужно для...

Передо мной письмо одной сотрудницы, она пережила очень много тяжелого: война отняла у нее семью, близких ей. Письмо грустное, тяже­лое; кончает она так: «коллектив Библиотеки делал для меня все — он по­мог мне перенести тяжелые утраты». Еще одна из наших ушла на фронт, оставив мать-старушку, и вот как-то получила письмо от нее. Она пишет, что...

Я думал, что мне 17 лет, и я первым покидаю родной дом, в котором прошло мое детство, и с которым было связано так много хорошего, незабываемого. Я думал, что отцу уже за 40, но и его могут призвать, Если это случится, мать и сестра останутся одни. Как они будут жить? Ведь Люде еще только 14, а мать не имеет никакой профессии.

Друзья мои, Николай Нилович хирург большой руки. Это врач, который не меньше знает топографиче­скую анатомию и патофизиологию, чем хирургию. Это блестящий теоретик и великолепный практик. Он работа­ет не только головой и золотыми руками, но и своим серд­цем. Немудрено, что, на его взгляд, самоуспокоенность, за­знайство не совместимы с хирургией.

До этого выхода из Москвы с первого дня войны возник и лично мой нравственный вопрос: где должен быть в это время я? Собственно, вопрос этот не мучил меня долго, он возник и немедленно был решен: я должен идти на фронт. Это не было желанием блистательно проявить себя на военном поприще. Мне просто было бы стыдно оставаться в тылу в то время, когда мои сверстники были уже там.

По расска­зу мужа, все признаки свидетельствовали о наличии за­ворота, но, когда я приехал, эти явления исчезли, и я дол­жен был решительно отказаться от предполагаемого диагноза. Назначил соответствующее профилактическое ле­чение и уехал. На следующее утро при повторном посеще­нии я застал больную без пульса. Осталось четверо ма­леньких сирот — двое детей ее и двое умершей ранее се­стры.

Я почувствовал, что меня приподняли и ударили о землю. Ощутил сильную боль в голове. Подполз красноармеец, что-то говорил, но я не слышал. Попробовал подняться – голова пошла кругом, перед глазами все замельтешило. Некоторое время лежал не шевелясь. Потом немного отдышался и с помощью красноармейца поплелся к деревне. Ноги не слушались, слабость, как...

В бомбоубежище Михаил Васильевич шел с неохотою, почти по принуждению или в виде руководящего примера для семейных. У него не было никакой тревоги за себя. Не без мнительности относившийся ко многим своим старчес­ким недугам, иной раз преувеличивавший их опасность, в действительной опасности суровых будней он обнаруживал бодрящее спокойствие и твердую высоту духа.

Отец Лука был наиболее ярким и последовательным православным полемистом, выступавшим против коммунистической идеологии. Он посвятил этому вопросу ряд статей, диссертацию, проповеди и лекции. «В то время эти труды стали самой серьезной и аргументированной критикой материалистической философии».

Я должен был бы написать более спокойное письмо, но не могу этого сделать. Может быть, ты еще не утверждена, еще есть время отказаться. Не для того же ты кончала две аспирантуры, чтобы сооб­ражать, как купить гвозди. Это сделает лучше тебя любой из работни­ков школы, а вот учить ребят лучше тебя никто не сможет.

Его звали Михаил Моисеевич Витебский. Он родился в 1913 году в Киеве в интеллигентной семье. Родственники Михаила Моисеевича обращаются с просьбой: если кто-то узнает на фотографии Михаила Моисеевича или его друзей, связаться с ними через редакцию сайта.

Утром со станции Михайловская отправил домой открытку — первое и самое короткое свое послание с дороги длиной в два года: «Еду хоро­шо». В чем-то это было правдой. Но, как говорят, еще не всей правдой. Я просто не стал добавлять, что уже почувствовал дыхание войны. Осо­бенно в Бахмаче.

Настала очередь моему танку. Вдруг что-то чуть-чуть кольнуло в руку. Боли нет никакой. Потом посмотрел – беда! Особенно потом уже, когда из танка вылезал, двигался, и когда кость об кость тиранёт – это такая боль, что не дай Бог! Короче говоря, в госпитале потерял сознание – много крови потерял.

Создала совет клуба, сказала всем, что никаких танцев не будет, пока после кино будет мусор валяться и пока мне все помогать не будут – и клуб заработал! Потом стала организовывать самодеятельность, чтобы на сцене выступать, чтобы люди приходили, смотрели.

Я долго не решался написать о своей войне. Но всё-таки написал об этом книгу не так давно. Рассказал о том, как я воевал. Зачем я это сделал? Наверно, это было подспудное желание рассказать всем моим погибшим однополчанам, которые погибали, не зная, чем кончится эта война, не зная, будет ли освобождён...

Я думала уйти добровольно на фронт. Как-то мама с Инной уехали в соседнее село: приехал детский дом. А я ушла пешком 30 км до Мышкина в комиссариат. Комиссар выслушал и говорит: «Так. Без согласия матери не отправлю. Давай, приходи с мамой». Мы с мамой пришли. Мама расплакалась: «Не берите, муж погиб, и дочь погибнет... Пожалуйста, не берите!»

Мало кто знает, что на плечах таких, как Фёдор, молоденьких лейтенантов выпускников ускоренных выпусков военных училищ, вынесена непомерная тяжесть войны. Их вклад в Победу не так заметен, но они вместе с известными всем героями готовили и совершали подвиги, зачастую - ценой своей жизни.