Письма военных лет

Милая женулька, как я горжусь тобой за блестяще выдер­жанное испытание в борьбе за жизнь, за семью. Ведь ты со­вершенно была не подготовлена к самостоятельному управле­нию делами хозяйства и не имела ни малейшего представле­ния о тех заботах и трудностях, которые встали перед тобой после моего ухода в армию. Восхищаюсь и горжусь. Твои руки я зацелую,...

После войны мы выстаивали многочасовые очереди за мукой серого цвета и за сахаром, школьники пропускали уроки, это была уважительная причина. Не помню маму с папой в очередях, они были на работе, я стояла с няней моей маленькой сестренки, сама она лежала в высокой коляске.

Когда мы впервые вошли в нашу темную квартиру, мама со слезами на глазах стала меня спрашивать: «Ты дедушку помнишь, помнишь?» Я ничего не помнила из «до войны». В комнате дедушка заклеил окна крест накрест полосками, вырезанными из газет, и стекла в них не разбились.

Ваше письмо от 5. 06. получил дня четыре тому назад. В нем вы описываете разрушения причиненные войной. Эта Вам диковинка! Мы шли по Украине до реки Днепр через горящие населенные пункты - это было ужасное зрелище: так и замирало сердце от негодования. Но что значит обожженная деревушка или сожженный город. Это мелочь, да мелочь.. Людей из этих деревень...

Папа говорил, что поначалу, когда панически отступали и сдавали пригород за пригородом, настроение было самое упадочническое. Зачем что-то делать, если завтра умирать? А папа был командир, хоть и не очень высокого ранга, он чувствовал ответственность за своих подчиненных. И он решил начать с малого: однажды утром приказал, именно приказал - всем бойцам мыть лицо и руки, а также бриться.

Мыслей в голове совсем нет. Не могу связно изложить мысли на бумагу. Если эта жизнь продлится дня три-четыре, она доконает совсем. Это хуже, чем в поезде, хуже, чем под елкой. Там хотя бы еда была. И своя оставалась, и товарищи делились. А сейчас работы нет, еды почти тоже. Хлеба два кусочка на день весом около ста граммов вместе, сахару десять граммов...

Словно в соответствии с мрачной окружающей местностью изменилась погода. Полил мелкий неприятный дождик. Вокруг хмурый неприветливый лес, при одном взгляде на который представляется мокрая одежда и хвойные иголки за шиворотом. Мы на маленькой одинокой станции с незнакомым названием. Неприятно было выходить, лучше бы дальше ехать. На мокром песке, под мелким колючим дождиком мы топтались, немного...

Был теплый солнечный день, мама осталась на даче, а папа со мной, почти четырехлетней, пошел в Шуваловский парк, и мы там играли в индейцев. Папа посадил меня на плечи, мы шли и громко распевали недавно появившуюся песню «Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой!» Навстречу нам попалась женщина,...

Признаюсь, получая от однополчан письма или, по счастливой возможности, встречаясь с ними, хотел воскликнуть по-суворовски: «Мы — русские, какой восторг! Мы еще живы и храним память о наших друзьях, погибших за спасение Родины, за великую и немеркнущую Победу! Вечная всем им память!» И пишу это в память о...

Мой дорогой Ленусик! Ты помнишь о папе? Я тебя, моя дочурка, крепко-крепко целую в лобик, щечки и глазки. У меня в лесу уже сошел снег. Мох пропитался водой, много птичек. Они поют, когда солнышко ярко светит, летают бабочки: красненькие — крапивницы, желтенькие — лимонницы. Мы для питья иногда собираем березовый сок. Это делается так: устраивают в коре...

В последние дни войны бомбим Кюстринский плацдарм. Бомбим Зееловские высоты за Одером, в ту ночь 16 апреля, когда по приказу маршала Жуко­ва ослепили немецкую оборону, обрушив на нее лавину света сотен прожекто­ров. Бомбим Берлин — целью нам дан Тиргартен со скоплением там бронетанковой техники. В воздухе...

Ударило волной зенитного разрыва, забарабанили по плоскостям осколки, и швырнуло машину в крутой крен. Сорвалась цель с расчетного угла, и уже не попадут в нее наши бомбы. Юра кри­чит мне: «Бросай! Чего ждешь!» А я в ответ, ошалелый от новоиспеченной гвардейской гордости: «Бросать не прицельно не буду! Повторяй заход на цель!» В ответ кричит Юра: «Дурак, ты что, не видишь, как зенитки нас...

На всю жизнь запомнился мне рассказ о возвращении пилота сбито­го самолета Юры Комарицкого, самолет которого не вернулся с боевого выле­та на Бреслау. О судьбе экипажа ничего не было известно. Связь с ними прервалась после того, как радист доложил, что задание выполнено и экипаж уходит от цели, направляясь «домой».

Зимой 28 ноября — 1 декабря 1943 года проходила Тегеранская конференция руководителей союзных держав. На ней Сталин потребовал от Рузвельта и Черчилля выполнения их обязательств по открытию второго фронта в Европе. Те, по-видимому, уже догадывались, что задержка с этим становится им самим невыгодной —...

Ближе к выпуску мы должны были пройти также практику прыжков с па­рашютом, но в один из таких прыжков курсанта с парашютом занесло ветром на здание училища, купол парашюта зацепился за крышу, а его, бедолагу, ви­севшего на стропах, раскачивал ветер и бил о кирпичную стену дома. Кое-как его сняли оттуда более или менее невредимым, но могло быть...

Когда я дома рассказал о начале войны, отец тотчас же включил радио­приемник, но ничего нового пока не сообщали, передавали только военные марши. Зная о том, что отец хотя и был лоялен по отношению к советской вла­сти, но в силу пережитых им событий революции и Гражданской войны, а по­том ареста и ссылки...

Наверное, ни­когда больше не повторится то, что пришлось нам пережить за год ленинградском жизни. Несмотря на пережитые кошмары, покидаю Ленинград с чувством светлой грусти. Почему-то расставаться жалко. Расстаюсь, как с близким че­ловеком, с которым вместе прожил большой и важный кусок жизни. Увидимся ли мы когда, кто знает?

В школе только и разговоров что об эвакуа­ции. Хорошо бы уехать, пока на Ленинградском фронте ни­чего серьезного не началось. Мама была в Облоно и ей там сказали, что можно получить направление в неоккупирован­ные районы Ленобласти. Мама считает, что уезжать далеко от Ленинграда не стоит. Узнал о соглашении между нами и Америкой.

Ребята в классе совершенно не похожи на до­военных: тихие, молчаливые, кажется, что они на уроках тихо дремлют и просыпаются только к кормежке. Даже обыч­ных школьных шалостей нет: все сидят, как усталые старич­ки... Вечером был страшный ливень.

2 апреля 1942 года. Мама ходила с саночками на Голодай за дровами. Мы с Юрой просились пойти вместе с ней, но она не взяла, хотя на улице сегодня не холодно. Вернулась она к еде, привезла две доски и много щепок. Теперь живем!.. Ве­чером переписывал книгу.