Моя жизнь на артиллерийской базе в Минске

На артиллерийской базе в г. Минске.

В. Гоманьков, февраль 1948 года

Поместили нас за расположением Базы в огромной протекающей палатке, и по ночам мы стали страдать от холода, так как лето выдалось дождливое и прохладное. Чтобы меньше мёрзнуть, наша тройка «учёных» ложилась на нары вплотную друг к другу, а на среднее место, как наиболее тёплое, устанавливалась очерёдность.

Теперь нас стали часто водить строем: в столовую, на работу и т.п. Женя считал, что при ходьбе в строю очень удобно молиться, — ничто не отвлекает, а размеренность движения способствует ритму мысленно читаемых молитв. Я последовал его примеру и так привык к чтению молитв при ходьбе, что и сейчас не оставляю такой молитвы.

Поскольку База только создавалась из складов различных расформированных фронтовых мастерских, то оказались необходимы какие-то печати, штампы, бланки и т.п., которые можно было достать только в Москве. Поэтому командование начало довольно часто посылать Женю, как москвича, в Москву, что для него стало большой радостью. Однажды он сообщил, что списался со своей женой, Таней, о её приезде. В 1941 г. Женя вместе с пединститутом, в котором работала Таня, эвакуировался в г. Чебоксары. После смерти маленькой дочери Наташи и своей болезни, он был мобилизован в трудовую армию в г. Канаш, а Таня осталась одна. Потом его мобилизовали в армию, и он попал в десантные войска. Иногда Женя читал мне отрывки из таниных писем, и я знал, как она страдает в Канаше. Он встретил её на вокзале в Минске, а я неожиданно столкнулся с ними вечером по пути из столовой в палатку и был представлен Тане. Начальство разрешило Жене пожить несколько дней с Таней в соседней деревне, где они сняли комнату.

При распределении на работу на Базе меня как «грамотного» (7 классов, тогда как большинство солдат имело 4-классное образование) направили в тракторный отдел. Там я стал вроде заведующего хранилищем тракторных запасных частей. Тракторное имущество поступало и выдавалось довольно редко, и мы, — два офицера и я, рядовой, — изрядно бездельничали. Женя привёз мне из Москвы карманное Евангелие, и, поскольку База располагалась в лесу, всегда находились укромные места, где можно было читать и перечитывать его, тем более, что при хранилище я часто оставался один.

В середине июня, заводя трактор, который надо было отогнать в тракторный парк, я сломал правую руку. Женя оказал мне первую помощь и, после моей бессонной ночи, проводил меня в госпиталь в Минск. Там я пролежал целый месяц в палате, где лежали солдаты с повреждением рук. Среди больных было 3 — 5 человека раненных на войне, остальные лежали со всякими травмами. У раненых были осколочные ранения в предплечья и плечи, а многочисленные мелкие осколки продолжали выходить, вызывая боль и нагноения. Им периодически делали операции, извлекая осколки. Солдаты же, не побывавшие на фронте, часто травмировали себя по глупости. Так солдатик 1927 г. рождения, найдя за сараем не знакомый ему взрыватель от гранаты, умудрился взорвать его у себя на ладони, повредив связки.

Перед самой выпиской меня из госпиталя военные округа переформировали, и нас, выздоравливающих, почему-то отправили в госпиталь другого округа в г. Барановичи. Там через день меня и ещё 3-х солдат выписали на пересыльный пункт, что означало невозможность вернуться в свои части и разлуку с Женей. Я уговорил своих попутчиков возвращаться в Минск самовольно. Мы вышли к железной дороге, вдоль которой по обе стороны каждые 50 м. стояли солдаты внутренних войск НКВД, вооружённые полуавтоматическими винтовками СВТ. Оказалось, что они сторожат полотно железной дороги, по которой проехал Сталин на Потсдамскую конференцию. К счастью, солдаты не обратили на нас внимания, и на полустанке мы сели на попутный «товарняк». Через 4 часа мы были в Минске, и, счастливо избежав патрулей, я вернулся на Базу. Я думаю, что только с Божьей помощью мне удалось снова соединиться с Женей.

Когда База сформировалась, и нас перевели в казарму, Женя, как санинструктор, стал жить при санчасти. Иногда по воскресеньям нам удавалось отпрашиваться в Минск по увольнительной. Там мы всегда ходили в церковь и стояли обедню. Женя считал, что, хотя я только «оглашенный», мне можно стоять и “литургию верных”, и я постепенно привыкал к службе.

В тракторном отделе Базы появился новый начальник отдела, — старший лейтенант, — который попал на эту должность потому, что он в начале 30-х годов работал трактористом в колхозе. Он имел 4-х классное образование и, находясь после этого всё время в армии, ничего уже не понимал в тракторах. Поэтому все операции по приёмке и выдаче тракторных деталей я проводил самостоятельно. Создав картотеку по каталогам тракторных деталей по каждой марки трактора, которых, кажется, было 4, я распределил их по хранилищу согласно этой картотеки. Таким образом, был налажен учёт тракторного имущества, и моя работа сильно упростилась.

В июне 1945 г. Женя получил письмо от своего друга Глеба Каледы, в котором сообщалось о его проезде через Минск. С семьей Глеба Александровича Каледы (1921 – 1994 гг.) Женя познакомился в 1930 г. по переезде её из Ленинграда в Москву. В условленный день Женя отпросился на вокзал и действительно повидался с Глебом. Глеб был мобилизован в армию в 1941 г., и в качестве радиста дивизиона «Катюш» воевал на многих фронтах. Войну он кончил в г. Кёнигсберге (Калининград) и за всю войну был только слегка контужен, а теперь он ехал в Москву по вызову Института цветных металлов, в котором учился заочно. При встрече с Женей он сообщил о своём двоюродном брате Василии, живущем в Минске. Вскоре мы с Женей нашли его по адресу и познакомились с его семьёй. В дальнейшем я уже один иногда заходил к ним и брал различную художественную литературу для чтения.

Наконец появился указ о демобилизации из армии некоторых старших возрастов и каких-то профессий. В частности, демобилизовывались учителя, и Женя попадал под действие этого указа. Вместо него санинструктором стал другой мой товарищ, младший сержант Витя Харламов. Мать Вити проживала на станции Лев Толстой Рязанской обл. и работала врачом в местной больнице. Витя окончил 10 классов и собирался поступать в медицинский институт. Поэтому Женя и рекомендовал его на своё место, тем более, что он имел какие-то медицинские навыки.

Женя демобилизовали, и 7/XI-45 г. я проводил его на Минский вокзал. Мы договорились писать обо всём друг другу. Поскольку в армии существовала военная цензура, которая контролировалась КГБ (в армии «Смерш»), то мы условились об определённых понятиях и языке при переписке. Так, например, КГБ обозначалось фамилией Григорьев. Потом мне иногда приходилось пользоваться в письмах нашими условными обозначениями. А термин «Смерш» в солдатском обиходе расшифровывался как «Смерть шпионам».

Оглядываясь назад, на этот более чем годовой период совместной жизни с Женей, я удивляюсь огромному кругу жизненных проблем, которые обсуждались при жизни с христианским мировоззрением в тоталитарном обществе. Так определялось отрицательное отношение к комсомолу, партии и политике вообще; устанавливалась тщательная конспирация своих религиозных взглядов в официальных отношениях и при общении с малознакомыми людьми. По поводу последней Женя цитировал: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Матф. 7, 6). Хотя сам он обладал огромной открытостью людям и умел обращаться с любым человеком так, что в завуалированной форме определялись христианские нравственные ценности и возникала доброжелательная и мирная ситуация. Его оценки поступков людей были неожиданно снисходительными. Как-то моё презрение к пьяному сержанту, который украл детскую одежду с бельевой верёвки, Женя смягчил напоминанием, что этот сержант всё же читал на память целые главы из «Евгения Онегина».

В выборе профессии на этом пути исключалась гуманитарная специальность, чтобы, как говорил Женя, «не кривить душой». Сам он не однажды сетовал, что, ослушавшись своего отца, стал преподавателем литературы. С другой стороны, призывалось оказывать поддержку малозаметным христианским идеям и всяческую помощь близким по духу людям.

Эти и подобные жизненные установки формировали во мне определённую христианскую идеологию, с которой я должен был вступить в гражданскую жизнь. Я думаю, что эта идеология была выработана соборным разумом кружков Христианского студенческого движения в России (РХСД), деятельными членами которых в 20-х годах были родители Жени и многие его знакомые. Отец Жени, — священник Владимир Амбарцумов, — до принятия священства был одним из руководителей РХСД. В священстве о. Владимир был настоятелем московских храмов св. князя Владимира в Старых Садах и св. Николая у Соломенной Сторожки.

В 1925-м году, когда кружки запретили, а некоторые кружковцы стали православными священниками (например, отец Жени — о. Владимир Амбарцумов), из бывших кружковцев образовалось устойчивое разветвлённое христианское сообщество, сохранившее православные ценности в сочетании с высокой интеллигентностью в условиях террора и атеистического разгула. Отметим, что среди этого сообщества не было ни одного случая предательства. Попавшие в застенки гибли молча, не потянув за собой соратников и духовных детей, как о. Владимир, расстрелянный в Бутове под Москвой в 1937 г. На архиерейском Соборе 2000 г. Русской Православной Церкви о. Владимир был канонизирован как священномученик, память 5 ноября по новому стилю.

Через месяц пришло первое письмо от Жени с паспортной фотографией. Он описывал свои первые впечатления о жизни на «гражданке» и просил «попомнить его», что означало молиться о нём. Обычно его письма вначале содержали некую лирическую часть, некий внешний и внутренний «пейзаж», в котором он как-то сразу виделся. Ещё в них всегда была «литературная часть», в 2 — 3-х фразах характеризующая очередных писателей, произведения которых он тогда читал. В этой части часто цитировались стихи или отрывки из этих писателей. Так, одно время, по-видимому, в 1946 г., он интересовался Ахматовой и Блоком, и я получил в разных письмах 3 стихотворения Ахматовой. Вот, например, одно из них:

Земной отрадой сердце не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребёнка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего.

Для меня эти отрывки всегда содержали что-то образовательно-поучительное. К сожалению, сами письма не сохранились, но остались стихи, которые я тогда переписал в тетрадь. Вот перечень писателей и поэтов, выписки из которых Женя присылал мне в то время (до III-48 г.): А. Майков, Апухтин, В. Соловьёв, Сильвио Пеллико, Г. Державин, А. Ахматова, В. Жуковский, К. Батюшков, Аветик Исаакян. Письма, как правило, заканчивались подтруниванием над своими трудностями и стеснёнными обстоятельствами.

В Москве и в Башкирии (1946 г.)

К концу 1945 г. на Базе назначили инвентаризацию вооружения и транспорта, которая коснулась и тракторного отдела. Я стал её проводить, а начальник отдела пообещал, без моей просьбы, отпустить меня в отпуск после инвентаризации. Инвентаризацию я провёл, однако начальник «забыл» о своём обещании. Прошло месяца 3 и, в связи с переформировкой военных округов, снова приходит приказ об инвентаризации. Когда начальник сказал делать инвентаризацию, я ответил: «А как делать? Приказывайте, я солдат». Он начал меня уговаривать, опять обещая отпуск. Я ответил, что обещаниям больше не верю. Тогда он повёл меня в штаб Базы, где проходило офицерское совещание начальников отделов. Там он заявил, что Гоманьков отказывается проводить инвентаризацию. Я ответил, что старший лейтенант не сдержал своего слова об отпуске, а я, как солдат, не обязан проводить инвентаризацию. Кто-то сказал: “На гауптвахту его!” «А кто будет делать инвентаризацию?» — ответил заместитель начальника Базы майор Зайцев, и добавил, что он даёт слово офицера отпустить меня в отпуск после этой инвентаризации. Я провёл инвентаризацию, но и его слово повисло в воздухе. Однако в конце мая 1946 г. начальник Базы подполковник Ласточкин, повстречав меня на Базе, вдруг предложил оформить отпуск на 2 недели и сопровождать жену начальника Хозяйственного отдела с ребёнком до Москвы.

Таким образом, в начале июня я оказался в Москве, а потом намеривался поехать в Калегино, где осталась моя мама с детьми после эвакуации. По приезде в Москву я пришёл по адресу на Зубовский бульвар в квартиру, в которой жили приёмная мать Жени, — Мария Алексеевна Жучкова, — и его сестра, Лида. Их приютила Надежда Григорьевна Чулкова – вдова известного писателя-символиста Г.И. Чулкова. Я представился Марии Алексеевне, и она встретила меня как знакомого. Она сообщила Жене о моём приезде, и вскоре он приехал за мной. По дороге к нему домой он рассказал, что Зубовская площадь и прилегающей к ней район очень опасны для солдат из-за обилия военных патрулей, которые не раз проверяли его документы, когда он в военной форме приезжал к матери. Сам он с Таней жил в районе Соломенной Сторожки, где с 1930 г. по 1932 г. его отец служил настоятелем храма святителя Николая. Женя, по-моему, работал в Литературном музее, директором которого был Б.Д. Удинцев, бывший прихожанин этого храма.

Церковь Николая Чудотворца в Хамовниках

По приезде сразу стал вопрос о моём крещении, и Женя послал меня с запиской к о. Евгению Кедрову, который служил в храме св. Николая в Хамовниках (метро «Парк Культуры»). Этот старенький батюшка был духовником некоторых кружковцев. Вскоре назначили день и час, и мы с Женей приехали в Хамовники. В пустом закрытом храме я был крещён, а после крещения я сказал Жене: «Вот теперь ты — мой крёстный». Он улыбнулся и ответил, что, так как я сам читал «Верую», то я — «сам себе и крёстный». После крещения он поехал на работу, а я отправился в Соломенную Сторожку, где меня встретила и поздравила его сестра Лида, которая впоследствии вышла замуж за Глеба Каледу. Таня в это время была в роддоме и ждала 1-го сына — Алёшу.

Крестившись и получив, как солдат, сухой паёк, я поехал в Башкирию в село Калегино. На станцию Карманово приехал поздно вечером и, чтобы не идти ночью до Калегино 12 км., попросился на ночлег.

Утром я пришел в село и, узнав в деревне, где теперь живут мама с детьми, явился к ним. Жили они в избушке при коровьей ферме, а мама и работала на ферме. Валя уже училась в школе и помогала маме. А Лёня и Миша выглядели настоящими деревенскими мальчиками. Мы вместе сходили на речку Амзю, протекающую возле Калегино, и искупались. Ближе к вечеру я пошёл на почту и, дозвонившись до «Сушкомбината» в Колтасах, попросил передать Евгению Гоманькову, что из армии приехал его брат. Через день он пришёл в Калегино и, переночевав, мы вместе отправились в Колтасы. По дороге я рассказал ему о моём крещении и о новом моём мировоззрении.

Большинство эвакуированных уже уехали из Колтасов, товарищи мои дослуживали в армии, а некоторые погибли на войне, и я встретился лишь с немногими знакомыми. Вся жизнь здесь казалась мне чужой. Через день из Колтасы на станцию Янаул отправлялась машина с каким-то грузом, и я решил уехать на ней. В отсутствии мужчин из-за войны, грузчиками на этой машине были 2 знакомые женщины, которым я помог разгружать машину по приезде в Янаул.

Билетов на проходящие поезда до Москвы, конечно, не было, но солдаты часто ездили и в тамбуре вагона. Солдатам, уезжающим в отпуск, в нашей роте передавался из рук в руки ключ от вагонных дверей, используемый, если кондуктор их запирал. Но он мне не понадобился, и я втиснулся в тамбур, где уже ехали 2 солдата и какой-то хорошо одетый штатский по виду татарин. Время от времени по вагонам проходили контролёры, которые взымали штраф с безбилетных. Солдат они не трогали, а наш попутчик всякий раз аккуратно платил штрафы крупными суммами. Мы только молча удивлялись его богатству.

Когда я вернулся в Москву, то по совету Жени поступил на заочные курсы английского языка, бесплатные для солдат. Я съездил также на Сокол в МАИ, где мы раньше жили, и возобновил знакомство с Марией Исааковной Карузиной, которая очень помогала нашей семье при приезде в Москву. Она подробно расспрашивала о маме и детях, интересовалась моими планами на будущее и просила писать ей.

Незадолго до отъезда Женя пригласил меня на лекцию о раннем Достоевском в Литературном музее. Поздний, православный Достоевский не рассматривался советским литературоведением, и лектор всячески замалчивал христианское мировоззрение Достоевского. В конце лекции Б.Д. Удинцев стал добиваться от лектора чёткого обозначения поворота к христианству, возникшего у Достоевского после суда над ним. На обратном пути Женя всё жалел лектора и посмеивался над его изворотливостью перед Б.Д. Удинцевым.

Время отпуска подходило к концу, и Женя познакомил меня с Глебом Каледой, ставшим впоследствии моим близким другом. Помню длительную прогулку втроём по каким-то полянам и рощам Тимирязевской Академии, во время которой обсуждалось различие нравственного поведения христианина и советского служащего.

По воспоминаниям Глеба Каледы. Глеб родился 02.12.1921 г. в Петрограде. Его отец, Александр Васильевич, был крупным экономистом, окончившим Минскую духовную семинарию и Петроградский Политехнический институт, а мать, Александра Романовна, происходила из дворянского рода Сульменевых. Она была дочерью генерал-майора Романа Петровича Сульменева, который в 1906 г. был приглашён в Сербию воспитателем наследника сербского престола. Мать Глеба умерла в 1933 г., и в последующей жизни он считал себя обязанным ей своим религиозным воспитанием.

По переезде в Москву в 1927 г. семья Глеба установила тесные духовные связи с бывшими членами РХСД, а о. Владимир Амбарцумов стал первым духовником Глеба. Он оказал определяющее влияние на формирование духовной личности Глеба, который уже подростком включился в служение Церкви гонимой. Во времена массовых гонений небольшая квартира их семьи превращается во временное пристанище для репрессированного духовенства и членов их семей, скрывающихся от властей или едущих в ссылки и из ссылок. Сам Глеб разыскивал по Подмосковью скрывавшихся православных клириков и доставлял материальную помощь семьям репрессированных священников.

В школьные годы у Глеба возник интерес к естественным наукам, и он хотел поступить в Университет. Но в связи со смертью матери он пропустил один учебный год и окончил школу только в июне 1941 г. Но началась война, и в августе месяце его призвали в армию. Глеба отправили на Урал, где он проходил подготовку на курсах связистов. После курсов его направили в ракетные войска, оснащённые ракетными установками, — «Катюшами».

В первый год войны «Катюш» было мало, и их перебрасывали с одного фронта на другой. С декабря 1941 г. и до конца войны Глеб находился в действующих частях и, сначала как связист, а потом как радист в дивизионе гвардейских миномётов, участвовал в битвах под Волховом, Сталинградом, Курском, в Белоруссии и под Кёнигсбергом. Осенью 1943 г. их часть вошла в состав 65-й армии, которой командовал генерал П.И. Батов. В составе этой армии Глеб участвовал в окружении и ликвидации немецкой армии под Сталинградом. 65-й армия стала одной из ударных армий на фронтах, возглавляемых маршалом К.К. Рокоссовским. С этого времени и до конца войны Глеб служил в этой армии и участвовал во всех военных операциях, описанных в мемуарах П.И. Батова и К.К. Рокоссовского. Поэтому он очень интересовался этими мемуарами и старался приобрести каждое их новое издание, а первое издание мемуаров П.И. Батова со своими пометками Глеб подарил мне.

По-видимому, война оставила в душе Глеба тяжёлые психологические травмы, и говорил он о ней очень скупо. Отдельные эпизоды войны Глеб начал рассказывать только в 70-х годах. Вот некоторые из них, которые остались в моей памяти после его рассказов.

Трудное и трагическое отступление к Сталинграду летом 1942 г. по выжженной степи. При обстрелах и бомбёжках гибнут товарищи по дивизиону, а дивизионный «Смерш» (контрразведка) расстреливает заблудившихся или отставших солдат дивизиона. Время от времени на обочине дороги отступающим попадается сложенная шинель с лежащей на ней винтовкой, означающая, что солдат дезертировал. Глеб говорил, что в 1941 г. такие случаи не наблюдались, а теперь, по-видимому, на 2-й год войны, часть солдат перестала доверять своему командованию.

С ноября 1942 г. 65-я армия участвует в окружении и разгроме немецкой армии Паулиса под Сталинградом. Немецкая группировка капитулировала 2-го февраля 1943 г., а по заснеженной степи при 30° — 40° морозе бродили отдельные немецкие солдаты в поисках лагерей для военнопленных. Двое таких солдат, голодных и озябших, пришли в землянку, где располагался взвод управления дивизиона «Катюш». Им указали только направление, по которому можно было дойти до лагеря, размещённого примерно в 20 км от этой землянки. Глеб считал, что они наверняка замёрзли в степи. При наступлении им встречались палаточные немецкие госпитали с замёрзшими раненными.

Сразу после Сталинградской битвы 65-ю армию направляют на Центральный фронт, расположенный на Курском выступе. Здесь, как шутил Глеб, он получил 10 суток строгой гауптвахты и орден «Красного знамени». После суматошного и трудного дня, он в ночь перед началом битвы был назначен дежурить в землянке штаба дивизиона. Сидя за столом, Глеб заснул так крепко, что не услышал звонков телефона, по которому командир полка пытался передать приказ о боевой готовности. Командир позвонил в соседний дивизион и приказал найти командира дивизиона, в котором служил Глеб. Прибежавшему командиру дивизиона командир полка отдал необходимые приказания и велел посадить заснувшего дежурного на 10 суток строгой гауптвахты.

Но из-за боевой тревоги наказание отложили, и Глеб со своей рацией оказался возле НП в автомашине. Немецкие самолёты начали бомбить пехотные позиции, а один самолёт стал заходить на бомбёжку их НП. Все бросились в укрытие, а Глеб остался в машине, что-то передавая по рации. Когда самолёт стал пикировать, Глеб выскочил из машины и успел прилечь возле колеса до взрыва бомбы. Бомба взорвалась довольно близко, а Глеб быстро вскочил в машину и стал работать с рацией. Вылезшие из укрытия товарищи увидели Глеба в машине с рацией и решили: «Глеб Каледа держал связь под бомбёжкой». О гауптвахте забыли, а командование дивизиона представило его к награждению орденом «Красного знамени».

С февраля 1944 г. 65-я армия входила в состав 1-го Белорусского фронта и летом того же года участвовала в операции «Багратион» по освобождению Белоруссии от фашистских войск. В результате рассечения окруженных немецких армий на отдельные части, по Белорусским лесам метались отступающие группировки немцев, которые либо сдавались в плен, либо пытались пробиться на запад по лесным дорогам. Наши же подвижные части старались опередить отступающих немцев, двигаясь на машинах тоже по лесным дорогам. Так Глеб в группе разведчиков мчался по лесной дороге, чтобы скорее достичь места будущего НП их дивизиона. Неожиданно впереди с боковой дороги на их дорогу выехала колонна немецких автомашин, и им пришлось двигаться за немецкой колонной в пределах видимости её хвоста. Скоро они обнаружили, что и сзади тоже движется колонна немецких автомашин. Тогда командир приказал свернуть на другую дорогу, как только появится какой-нибудь поворот. Вскоре они свернули на другую дорогу, а задняя колонна немцев промчалась мимо них дальше. По-видимому, немцы поняли, чьи машины двигались по одной с ними дороге, но решили в бой не вступать, а старались вырваться из «котла» к своим.

Однажды в Пруссии Глебу пришлось проявить инициативу почти командира дивизиона. Их дивизион отстрелялся на своей позиции, и с НП уехали все офицеры, а Глеб стал сворачивать антенну своей рации. Вдруг вдали он увидел группу немецких танков, разворачивающихся для атаки их переднего края. Он попытался связаться с батареями своего дивизиона, но они уже были на марше. Тогда он связался с соседним дивизионом их полка, который был ещё в боевой готовности, и сообщил им координаты немецких танков. «Катюши» этого дивизиона двумя залпами «накрыли» танки, и немецкая атака не состоялась.

В 1945 г. Глеба демобилизовали, и он поступил в Московский Геологоразведочный Институт (МГРИ), по окончании которого в 1951 г. его приняли в аспирантуру. После моей демобилизации в 1948 г., общение с Глебом возобновилось и со временем переросло в настоящую семейную дружбу. Моя жена Наташа стала крёстной матерью его первого сына Сергея, а мы пригласили Глеба быть крёстным отцом нашего второго сына Алексея. В 1955 г. я стал крёстным отцом его первой дочери Александры.

Продолжение следует.

Материал передан для публикации на сайте
автором воспоминаний