18 июня 2008| Пушкин Николай

Нам все казалось, что войны нет

Война для всех нас была самой крутой ступенью в жизни, суровым испытанием на прочность. Память хранит все, что было пережито в ту пору. Никогда не забудется, как колонны фашистских танков подползали к Москве, Ленинграду, Севастополю, Сталинграду. Как сверкало небо грозовыми зарницами залпов противотанковых батарей. Как свистели и рвались бомбы, как томительно выли сирены. Для нас, непосредственных участников и очевидцев военных событий, они видятся теперь, будто кошмарный сон.

Переход на военное положение

Помню, перед войной в Ленинграде открылись первые военные спецшколы. С восторгом смотрели мы на наших одетых в военную форму, статных, подтянутых сверстников. Кто из мальчишек в ту пору не мечтал стать летчиком, моряком, танкистом, пограничником!..

Я и мои друзья по ленинградскому радиоклубу Кирилл Похорский, Юрий Демидов, Николай Штромов, Алексей Миролюбов были покорены подвигом отважной папанинской четверки, челюскинской эпопеей, чкаловскими изумительными перелетами. Мы тоже мечтали о дальних заполярных зимовках. У школьных друзей были свои планы. Генрих Зелень, Ефим Велинзон, Борис Сироткин видели себя военными командирами. Валентин Попов хотел, как и его отец, бороздить океаны. Галя Скалина выбрала для себя медицину. Некоторые хотели стать педагогами, инженерами, юристами…

Наша группа была увлечена радиотехникой. Кропотливо изучали радиодело, собирали варианты радиоприемных и радиопередающих устройств, овладевали азбукой Морзе. Когда собирались в Языковом переулке, на квартире Кирилла Похорского, неизменной темой разговора была Арктика.

— Представьте, ребята, — говорил Кирилл. — ;В эфире звучит мой голос: «Вас вызывает Диксон!»

— Амдерма слушает, — с готовностью отзывался Юра Демидов. А Николай Штромов по-своему включался в разговор:

— Диксон! Сообщите ледовую обстановку в проливе Вилькицкого!..

От шуток переходили к ознакомлению с литературными источниками о путешественниках, покорителях Арктики, исследователях океанских просторов. Потом отправлялись на лекцию в Географическое общество.

Учитель географии Леонид Иванович Батурин горячо поддерживал нас:  — Идете правильным путем. Удачи вам!

Начальник радиоклуба Борис Александрович Глейзер заботился о каждом из нас. Это был профессионал высочайшего класса, безгранично преданный своему делу, человек большой души. Его отличали доброжелательность, скромность, высокая требовательность к себе и другим людям. Среди радиолюбителей-коротковолновиков он был признанным авторитетом, имел немало почетных званий.

В июне Борис Александрович обрадовал нас: — Готовьтесь, ребята! Скоро «сваты» придут.

Он имел в виду прибытие представителя Главсевморпути для отбора радистов на зимовки в Арктику. Это вызвало у нас небывалый энтузиазм. Мы постарались облачиться в тельняшки, на рукава пиджаков приладили фирменные флажки. Некоторые приобрели фуражки с настоящими морскими «крабами». Мы уже представляли себя завзятыми зимовщиками.

Жизнь в городе текла мирно, но день ото дня становилась тревожней. Шли разговоры о концентрации гитлеровских войск вдоль нашей границы. На Дальнем Востоке проявляли активность японские войска. Вражеские самолеты нарушали наше воздушное пространство. Но юность была беззаботной. Мы продолжали петь: «Если завтра война», «Три танкиста, три веселых друга», «Выходила на берег Катюша»… Мы жили и дышали пафосом героев гражданской войны.

Радиоклуб стал для нас родным домом. Пришли мы сюда и 22 июня 1941 года. Как обычно, занимались своими делами. Николай Штромов включил новенький радиоприемник. И вдруг нас всех ошарашило: «Фашистская Германия без объявления войны вероломно напала на нашу Родину», — вещал из приемника суровый голос диктора.

Ощутили ли мы трагизм этого сообщения ТАСС? Ощутили, да, но не сразу и, похоже, не в полной мере. Уверены были, что враг неизбежно будет разбит. Неизбежно и в сжатые сроки.

На другой день в печати сообщалось, что Ленинград и Ленинградская область переходят на военное положение. На предприятиях и в учреждениях проходили многолюдные митинги. В райвоенкоматы хлынули тысячи добровольцев с требованием без промедления отправить их на фронт. Вчерашние школьники и студенты, преподаватели и ученые, рабочие заводов и фабрик — все поднялись на защиту Отчизны.

Нам все еще подчас казалось, что войны нет, что это провокация. И вдруг сообщения: пали Минск, Львов, Гродно. Тяжелые бои развернулись в Прибалтике, Белоруссии, на Украине. В сознании не укладывалось, как все это могло произойти.

Без колебаний мы решили идти на фронт. Выбрали подходящий день и всей группой отправились на Невский проспект, во дворец Белосельских-Белозерских, где располагался призывной пункт по формированию Ленинградской армии народного ополчения. С трудом пробились сквозь толпу на второй этаж особняка. Открылась массивная дубовая дверь, и прозвучал голос: — Заходите… Следующий!..

Следующим был я. В просторном зале за столом, накрытым красным полотнищем, сидели члены комиссии. Из-за стола встал военный со шпалой в петлице — капитан. Он взял со стола бланк учетной карточки добровольца и спросил:

— Сколько?

— Чего сколько? — не понял я.

— Лет!

— Семнадцать…

Капитан внимательно поглядел на меня, потом, взяв в руки документы, стал рассматривать их. Протянув мне учетную карточку-заявление, добавил:

— Радисты нужны. Внесите в анкету сведения о себе: возраст, образование, место работы или учебы, воинская специальность. Комиссия решит. Ждите в соседнем помещении…

Родина-мать зовет!

Такие же анкеты заполнили и мои товарищи. Из дворца нас направили в институт имени Герцена, где был сборный пункт. Шли по городу, предаваясь воспоминаниям… Вот сад отдыха, где мы слушали когда-то Леонида Утесова. Вот кинотеатр «Аврора», где выступали Клавдия Шульженко и джазовый виртуоз Эдди Рознер. Как всегда, многолюдно было у Гостиного двора и Пассажа. И все же в облике города появилось что-то необычное. Возле одного из зданий мы остановились перед плакатом: «Все для фронта, все для победы!». Привлек наше внимание плакат на стене другого дома. Женщина держит в правой руке текст военной присяги, а левая рука ее призывно взметнулась вверх. «Родина-мать зовет!».

Помнится, Алексей Миролюбов в те минуты сказал:

— Возможно, нас сразу на фронт.

Необстрелянных-то? — усомнился Юра Демидов.

А ситуация под Ленинградом? — не сдавался Алексей.

Все согласились, что ситуация действительно угрожающая. Но чтобы воевать, мало знать радиодело, надо владеть штыком и гранатой, метко стрелять по целям, умело окапываться, обезвреживать мины…

И все же мы были настроены скорее попасть на фронт.

За Московской заставой

На сборном пункте уже томилось на солнцепеке несколько сотен добровольцев. Кого только тут не было: рабочие, писатели, артисты, художники, врачи, учителя, аспиранты, недавние школьники. Приток добровольцев все возрастал.

Вдруг вся огромная людская масса зашевелилась. Началось распределение добровольцев по частям. Первым простился с нами Алексей Миролюбов. Он каждого крепко обнял.

— До встречи после победы! Таким он и запомнился нам навсегда. Юрий Демидов, прежде чем распрощаться, набросал в своем блокноте наши силуэты и предложил оставить в нем автографы.

— На память потомкам,— весело сказал Юра. И он остался для нас навсегда молодым и веселым. В разные подразделения попали Кирилл Похорский и Николай Штромов.

Мы не могли знать тогда, что война разбросает нас по разным фронтам, что не всем доведется увидеть предпобедный рассвет.

С последней группой ополченцев институтский двор покинул и я. Эту группу направили за Московскую заставу.

— Говорят, нас разместят на Московском проспекте, в недостроенном здании Дома Советов, — сказал шедший рядом со мной студент Петропавловский.

— Хоромы громадные, — вступил в разговор кто-то по соседству. — Мест всем хватит…

И действительно, нас разместили в этом большом и красивом доме. Мы с Петропавловским попали в одну роту. Вскоре появился человек в военной форме с тремя кубиками в петлицах на гимнастерке. Он по списку вызвал и построил несколько десятков ополченцев.

— Я ваш командир роты старший лейтенант Сапотько, — представился нам этот военный. — Теперь вы будете бойцами второй дивизии народного ополчения Московского района города. По всем вопросам обращаться ко мне.

Сапотько коротко рассказал о себе, о том, что он бывший рабочий московской заставы. Сообщил, что командовать нашей дивизией будет Герой Советского Союза полковник Угрюмов. Вызвал из строя невысокого, черноволосого крепыша с тремя треугольниками в петлицах на гимнастерке.

— А это помощник командира вашего взвода товарищ Садыков. Он и займется вашим размещением, обмундированием, питанием.

Садыков достал и раскрыл записную книжку.

— Построение будет по взводам. Я вызываю по списку личный состав моего взвода… Пушкин!.. Петропавловский!.. Васюков!.. Осипов!..

Каждый из нас торопливо отвечал: «Есть!». Пройдясь по всему списку, Садыков помедлил и заключил:

— Будете связистами, а я ваш начальник.

Когда закончилась организационная работа, нас отправили в баню, потом всех остригли «под Котовского». Мы получили новенькое военное обмундирование. Более всего было хлопот с обмотками.

Московская застава полностью обеспечила свою дивизию всем необходимым. Обувщики фабрики «Скороход» и «Пролетарская победа» изготовили обувь. Артель «Сатурн» сделала котелки, рабочие мясокомбината приготовили различные концентраты. Полки получили автомашины. Получили патронташи, бутылки с горючей смесью, санитарные принадлежности и много другого военного снаряжения.

Фото М. Мицкевича: Ополченцы получают оружие, 1941г.

Сразу же началась военная подготовка. Ополченцев учили метко стрелять, бросать гранаты, окапываться и маскироваться, вести борьбу с вражескими танками. Овладевать искусством оказания первой медицинской помощи в боевых условиях учила миловидная, белокурая медсестра Люся Гурьянова. Петропавловский как-то в, шутку заметил:

— Венера Милосская!…

Медсестра в долгу не осталась:

— Тоже мне Аполлон Бельведерский!..

Так и закрепились за ними эти клички.

Петропавловский подкупал, своей богатой эрудицией, феноменальной памятью, глубокими знаниями. Вечерами он рассказывал нам о русских богатырях Илье Муромце, Пересвете, Евпатии Коловрате, о подвигах русских воинов, участников предыдущих войн. Мы слушали его, как завороженные.

Большое влияние на формирование нашего сознания оказывала агитационно-массовая работа. Комиссар дивизии Тихонов, политрук и агитаторы ежедневно знакомили нас с обстановкой на фронтах и в городе. На страницах ополченской газеты «На защиту Ленинграда» регулярно печатались материалы о военной учебе.

С фронта поступали сообщения одно тревожнее другого. Противник прорвался к городу Остров, вышел к лужскому рубежу.

— Наши отступают, — с большим огорчением констатировал Осипов, старший среди нас по возрасту.

— Нет, меняют позиции, — поправлял «папашу» Петропавловский. — Знамо, меняют, — соглашался Осипов. — Так и у Пулковских высот окажутся. — Это временный фактор, — успокаивал товарищей рассудительный Петропавловский. — Будет и на нашей улице праздник!..

Всем нам хотелось верить в скорую победу. Но для этого оптимизма было мало.

Захват Ленинграда и Кронштадта для немецко-фашистских войск являлся одной из первостепенных задач. По свидетельству бывшего фашистского фельдмаршала Манштейна, Гитлер считал, что овладение Ленинградом принесет немецким захватчикам «одновременно и связь с финнами, и господство над Прибалтикой». К началу июля танковые, моторизованные и пехотные дивизии фашистских войск при поддержке авиации достигли реки Плюсса и завязали бои с частями прикрытия Лужской оперативной группы. Вражеские дивизии, приблизившиеся к предполью Лужской оборонительной позиции, встретили упорное сопротивление наших войск. Днем и ночью не утихали горячие бои. Важные населенные пункты и узлы сопротивления переходили по нескольку раз из рук в руки.

Закончились наши тренировки. Все было уложено, укомплектовано, упаковано. Командование разрешило нам встречу с родственниками. Предстояла отправка на фронт. Та краткая встреча с отцом и матерью оставила неизгладимый след в душе. Мать обнимала меня и не могла сдержать слез. Отец держался.

— Главное — не робей в бою, — напутствовал он меня. — Война трусов не терпит. Под пули не лезь, но и не кланяйся им.

Отец и сам в первую мировую войну в шестнадцать лет ушел на фронт. В гражданскую он командовал артиллерийской батареей. Не знал я в те краткие часы побывки, что вижу отца в последний раз, что вскоре и он уйдет на Волховский фронт, станет начальником артиллерийской разведки и в ожесточенных боях под Тихвином геройски погибнет. Напутствие его крепко врезалось в память.

В июльский солнечный день нас провожает на фронт Московская застава. Провожает с оркестрами. На улицах тысячи ленинградцев. Со всех сторон нам бросают цветы. При полной воинской выкладке, с перекинутыми через плечо шинельными скатками, обливаясь потом, мы бодро шагаем и дружно поем:

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
— Идет война народная,
Священная война…

Па Витебском вокзале нас ждал железнодорожный состав из товарных вагонов. Оркестры продолжали играть бравурные марши. Провожающие выкрикивали добрые пожелания. Мы прощались с Ленинградом. Наконец эшелон тронулся. Он уносил нас навстречу неизвестности.


Читайте также:

Принимаем первый бой
Испытание голодом

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)