Ни лу­ча надежды для немцев

1.VIII. 1943.

Как всегда после больших переживаний, у меня наступает нечто вроде похмелья. Я думаю о наших громадных потерях, о множестве убитых из нашего батальона, которых мы в большинстве случаев не мо­гли  даже  похоронить.

С ужасом я только в последний день вспомнил, что ни одного из них мы не проводили добрым словом или молитвой. Мы не в состоянии больше установить, где лежит каждый из них, потому что ча­сто мы не могли даже взять у них ни солдатской книжки, ни опознавательного знака, У нас не было даже воды, чтобы смыть с себя   трупный   яд.

А   мучения   раненых!   Но нашей первой обязанностью было сражаться и отражать атаки   русских.

Русского тоже сильно потрепали. Но он в состоянии сейчас выставить огромное количество  техники.

Если бы наша собственная армия не растаяла бы так страшно за две зимы! Сколько бессмысленных жертв! Сейчас как раз наступило время, когда можно было бы закончить восточный поход, но теперь у нас для этого нет войск. Особенно ве­лики потери среди офицерского состава дивизии.

Только необходимость и сознание дол­га поддерживает нас. Отчаяние придает нам несокрушимую силу. Как счастливы погибшие в Польше и во Франции — они верили   в   победу.

2.VIII.

…Итальянская трагедия разворачивается неслыханно быстро. Ее ожидали давно, но не думали, что итальянцы отнесутся к ней так спокойно. К Муссолини я всегда пи­тал некоторые симпатии, но его отставку я не совсем понимаю. [1]  Диктатор, который, в конце концов, отступает, мне отвратите­лен. Разглагольствовать в течение десяти­летий, а затем бросить свой народ в ве­личайшей беде — это подло. Теперь ита­льянцы, наверное, забросают его камня­ми, но через несколько лет будут снова чествовать его, а через несколько десяти­летий попытаются снова осуществить его программу. Для нас падение Муссолини — это тяжелый удар, «Le commencement de la fin» («Начало конца»)…

3.VIII.

Наши потери понятны, если вспомнить, что мы должны были выдерживать ура­ганный огонь, по крайней мере, 40 батарей и полка минометов. К тому же ежеднев­но около 100 вражеских самолетов. Мы вправе гордиться нашей обороной. Но все же впервые русские решились наступать летом.

4. VIII.

До 1933 года Россия была второстепен­ной державой. И только в результате столкновения с нами она достигла своего современного величия и силы. Если рус­ским удастся нас выбросить из своей стра­ны, а мы уже теперь занимаем, в сущно­сти говоря, только ее окраины, то сила России еще возрастет. Мы сами дали ей возможность приобрести такое значение в Европе. Если русские отразят это наступ­ление, то никто не сможет с ними спра­виться в течение многих десятилетий. Ес­ли же счастье будет на нашей стороне, то   мы   укрепимся   на   обширных   пространствах, расположенных между нашей гра­ницей и собственно русской территорией. Но возникает вопрос, не могли ли бы мы получить их с помощью умелой политики более дешевой ценой, без войны и без этих колоссальных жертв. Во всяком слу­чае, 22 июня 1941 года мы сделали Гер­манию на десятилетия, если не на столе­тия  неоплатным должником России.

Вечером большой налет русских бом­бардировщиков. Один «юнкерс» был под­бит и сгорел. Опять сильная бомбардировка Гамбур­га. Это  уже слишком!

Очевидно, 1943 год хочет стать самым черным  годом  во  всей  немецкой  истории.

5. VIII.

Издалека снова слышна канонада. Кро­ме того, оживленнейшая деятельность русских самолетов. Надеюсь, противник не будет больше наступать. Мы слишком ос­лаблены. Вдобавок мрачные новости: сда­ли Орел. [2] Около двух лет тому назад я участвовал во взятии этого города. Я по­лучил тогда Железный крест II степени. Какая ирония, именно сегодня мне дали Железный крест I степени! Почти два го­да моя старая дивизия после отступления 1941—1942 гг. защищалась в этом городе. Оставление или, вернее говоря, сдача его является для нас тяжелым ударом. Число поражений все растет, а выхода не видно.

6. VIII.

Эсэсовская дивизия «Викинг» снова про­ходит по нашему участку. На этот раз в Харьков. Они идут с Миуса. Так в течение недель немногие наши резервы перебра­сываются непосредственно за линией фронта то туда, то сюда. Для того чтобы предпринять что-нибудь серьезное, у нас больше нет достаточных сил..

7.VIII.

…Утром русские бомбили наши позиции и проходящие части СС. Страшная карти­на: раненые, убитые. Пронзительные кри­ки, дикое смятение, кругом пожары и во­ронки. Это повторялось каждые 2—3 ча­са. Вечером я побывал в дивизии, в пол­ку и в старом батальоне. На всех путях и дорогах картина одна и та же. Не раз при­ходилось нам останавливать нашу машину и искать убежища в канавах, На этот раз у русских везде были хорошие попада­ния. На нашем пути нам встречаются толь­ко   растерянные   солдаты   и   гражданские…

8. VIII.

Беспрерывно воздушные налеты. Не ре­шаешься высунуться из землянки. Сегодня я, несмотря на это, пошел купаться и про­вел в воде во время налета ужасных пол­часа. Проходящие СС тоже сильно постра­дали. Преступная безответственность: ни­какого прикрытия, они движутся четвер­тый день без сопровождения зениток. По­литическое и военное положение по-преж­нему очень печально. Как давно мы уже не слышали хороших известий! После Ор­ла   —   Белгород.   К   тому   же   снова   ожесточенные сражения  за  Харьков.   И  на дру­гих   участках     восточного     фронта     опять вспыхнули   бои.   Потери   русских,   наверное, огромны,  но  и  мы жестоко  страдаем.

14.VIII.

10.VIII согласно приказу по дивизии я переведен  снова в  полк…

…Русский ведет сильный артиллерийский и минометный обстрел. Позиции у нас хо­рошие, но заняты незначительными сила­ми. Солдаты держатся мужественно, но мысли их на родине. В ближайшие дни ожидается новое крупное наступление русских.

Но все это ничтожно по сравнению с тем, что происходит на родине. Я уже много недель не могу отделаться от мыс­ли об этом. Гамбургу приходилось стра­дать больше всех. Видимо, такая же участь ждет Берлин, и мы не в состоянии ни спа­сти его, ни помочь. Это невероятно угне­тает всех нас, парализует всю нашу энер­гию. Германия, несмотря на наши успехи в обороне, находится в тяжелом состоя­нии.

15.VIII.

…На фронте несколько тревожнее, чем обычно… русский сбрасывает каждую ночь фосфорные бомбы… Хорошая погода на­страивает людей на мысли о мире. Мне редко приходилось слышать так много слухов и предположений, как сейчас. Каж­дый старается убедить себя в близости благополучного конца войны. Мы ведем политику страуса и все еще сами себя об­манываем. Впрочем, я тоже не верю, что война будет продолжаться еще четыре го­да. Но какой будет конец? Каким он мо­жет быть? Политика теперь занимает всех. Одного волнует судьба Германии, другого — потери его личного имущества, третий ду­мает об ужасных опустошениях на роди­не, четвертый — об уничтожении культур­ных  ценностей.

Англичане и американцы уничтожили до сих пор в Германии и Италии больше про­изведений искусства и культуры, чем все, что оба эти народа, вместе взятые, произ­вели и когда-нибудь произведут в этой об­ласти.

Для Германии решающим вопросом те­перь будет: в состоянии ли она сохранить себя и свою самобытность, хотя бы в раз­битом виде, в тисках между большевиз­мом и  американизмом.

15 — 16.VIII.

На дворе беспрерывный дождь. Бедные солдаты в их землянках. Но еще несчаст­ней жертвы бомбежек, блуждающие по всему свету без всякого имущества. Опять меня берет безумная злоба, которая пе­реходит даже в ненависть к правителям. Бедный наш народ! Мы все разучились смеяться. Но все-таки мы должны высто­ять, и мы выстоим. Народ, который пере­носит такие трудности и лишения, который способен на такие жертвы, не приходя при этом в отчаяние, не может не жить, если только эти круглые дураки не погубят его окончательно…

18.VIII.

Началось наступление у Изюма. В пер­вые два дня русский даже добился неко­торых успехов. На этот раз, говорят, пе­хота  русских  была значительно лучше.

Возникает большой и решающий вопрос: сознательно ли он придерживает свои лучшие силы для зимнего наступления или действительно они у него истоми­лись и хороший материал попадается у него только в виде исключения? Но я бо­юсь, что от него можно ожидать всего на свете. В этом отношении мы не должны обольщать себя    ложными    надеждами.

Если бы только у нас была наша армия 1941 года! Битва в России приближалась бы теперь к концу. Если бы мы сумели продержаться всю зиму, то к весне у нас могли бы быть кое-какие перспективы. Все зависит от нашей выдержки и от ро­дины.

Сицилия оставлена [3], это, правда, не не­ожиданность, но все-таки тяжелый удар, потому что остров относится уже к Евро­пе. Серьезнейшими вопросами будущего остаются: что станет с Италией и с Балка­нами, сможем ли мы их удержать, смо­жем ли мы положить конец бомбарди­ровкам родины, выдержит ли родина? На­конец-то получил письмо от Элизабет. Все ее имущество погибло. То, что еще оста­лось, подвергается сильнейшей опасности. При этом нам, как и прежде, дорог каж­дый предмет. Мысли всех солдат все вре­мя обращены к родине, заботы их снеда­ют. И все же они сохраняют мужество и выдержку. Если уверенность в победе и невелика, то все же остается желание вы­держать до последнего. В этом гарантия вечного существования нашего народа. С такими бойцами Германия никогда не по­гибнет.

19.VIII.

Чувствую себя сейчас очень одиноко и испытываю настоящую тоску по родине. К тому же вечное беспокойство о семье и имуществе, а еще больше о Германии и ее  будущем…

Русский относительно спокоен, но все же у нас ежедневно выбывает из строя 1-3   человека.

23.VIII.

Русский стал беспокойнее. Наш баталь­он снова участвует в ожесточеннейших оборонительных боях и несет большие по­тери…

Сегодня утром русские ликовали в сво­их окопах. При этом они размахивали красными флагами, так что мы решили, что они готовятся к атаке. Но ничего не произошло. Оказывается, мы сдали Харь­ков [4]. Еще один тяжелый удар. А бои на всех участках фронта продолжаются с не­ослабевающей силой. Солдаты даже гово­рят, что и Сталино будто бы оставлено. Атмосфера сгущается.

1943 год, очевидно, будет самым ужас­ным годом немецкой истории. Когда при­ходилось одному народу в такой короткий срок пережить столько поражений и тя­желых потерь! А бомбардировки Герма­нии продолжаются. Нигде не видно ни лу­ча надежды для немцев. При этом еще далеко не все разбираются в событиях. Жутким вырисовывается перед нами бу­дущее нашего народа.

24.VIII.

Все мы наслаждаемся последними пре­красными летними днями. О зиме никто не хочет думать, хотя мы уже готовимся к ней. Потеря Харькова должна отразить­ся и на нашем участке фронта. К югу, под Изюмом, идут ожесточенные бои. И у нас русский весьма неспокоен. Воздушные на­леты снова усилились. Кроме того, бом­бардировки Берлина придавили всех. Эли­забет и я можем легко оказаться нищими после этой войны. К тому же мы привя­заны к вещам. Может быть, я слишком пессимистически настроен? Если бы мож­но было хоть чем-нибудь помочь или хоть что-нибудь изменить! Страдания достига­ют необычайных размеров, а правительст­во вынуждено взирать на это в бездейст­вии. Вот Германия после десяти лет наци­онал-социалистского строя и после че­тырех лет войны! Право, мы хотели дру­гого.

25.VIII.

Гиммлер — министр внутренних дел! Все развивается по программе. Мы про­должаем идти по предначертанному пу­ти. «Конца судьбы не избежать». Сомне­ние в том, действительно ли это назначе­ние способно придать бодрости миллио­нам пострадавших от бомбардировок и по­будить их к дальнейшей стойкости, теперь может стать опасным… В то же время наш народ никогда еще не был так полон готовности бороться и приносить жертвы и не воодушевлен такой твердостью, как на пороге пятого года войны. Теперь же лучше совсем не говорить о политике и о своей тревоге за Германию. Но разве этим можно на самом деле отогнать от себя тревожные думы. Здесь русский очень неспокоен. У Изюма начались контр­атаки немцев, поддерживаемые пикирую­щими бомбардировщиками. Слышна силь­ная стрельба. У нас выбывает из строя не­сколько человек. Наш обоз мы передвину­ли дальше в тыл и принимаем меры пре­досторожности на тот случай, если нам придется все же [отступить].

25—26.VIII.

Опять сильная стрельба. Русский снова работает с фосфором. Впервые за долгое время оживилась и наша артиллерия. Так как за последние дни много частей выбы­ло, наша артиллерия усиленной стрельбой старается, видимо, создать впечатление плотного фронта. Удивительно, что в то время как на севере и на юге от нас все пылает и грохочет, как раз на нашем учас­тке фронта относительно спокойно. Для того чтобы убить время, я продолжаю пи­сать. Но только ли потому я это делаю? По правде говоря, это уже давно стало для меня приятным ежедневным занятием. У меня никого нет, с кем бы я мог поде­литься своими мнениями и своими забота­ми. Многие, даже умные люди считают малейший намек на подобные мысли чем-то  опасным,   чуть   ли   не  государственным преступлением.    Меня    же    что-то   толкает думать   до   конца,   понять   причину.   Но   са­мые  последние  выводы  я  не решаюсь доверить даже дневнику…