В начале войны официальная стратегия обороны отвергла идею использования лондонского метрополитена в качестве бомбоубежища. Свою роль в этом сыграли опасения в отношении возможного развития «менталитета жителей подземелья».

В начале войны официальная стратегия обороны отвергла идею использования лондонского метрополитена в качестве бомбоубежища. Свою роль в этом сыграли опасения в отношении возможного развития «менталитета жителей подземелья».

Если даже предположить, что «прозрев­ший» в плену Власов и поднялся до вер­шин государственных и общенародных устремлений, то надежды его на помощь гитлеровцев, не только не помышлявших о создании «самостоятельных демократи­ческих государств», но и объявивших о недопустимости их существования совме­стно с...

Если даже предположить, что «прозрев­ший» в плену Власов и поднялся до вер­шин государственных и общенародных устремлений, то надежды его на помощь гитлеровцев, не только не помышлявших о создании «самостоятельных демократи­ческих государств», но и объявивших о недопустимости их существования совме­стно с...

Если даже предположить, что «прозрев­ший» в плену Власов и поднялся до вер­шин государственных и общенародных устремлений, то надежды его на помощь гитлеровцев, не только не помышлявших о создании «самостоятельных демократи­ческих государств», но и объявивших о недопустимости их существования совме­стно с...

25 июня я получил Советский паспорт. Поскольку паспорт выдавали на основании метрики, никто не мог её, написанную на немецком языке, перевести или официально заверить. Сроки получения паспорта поджимали; в ЗАГСе у меня забрали оригинал метрики, а меня направили на медко­миссию, чтобы она подтвердила по антропометрическим показаниям не только, что я существую, но и что мне уже 16 лет..

25 июня я получил Советский паспорт. Поскольку паспорт выдавали на основании метрики, никто не мог её, написанную на немецком языке, перевести или официально заверить. Сроки получения паспорта поджимали; в ЗАГСе у меня забрали оригинал метрики, а меня направили на медко­миссию, чтобы она подтвердила по антропометрическим показаниям не только, что я существую, но и что мне уже 16 лет..

25 июня я получил Советский паспорт. Поскольку паспорт выдавали на основании метрики, никто не мог её, написанную на немецком языке, перевести или официально заверить. Сроки получения паспорта поджимали; в ЗАГСе у меня забрали оригинал метрики, а меня направили на медко­миссию, чтобы она подтвердила по антропометрическим показаниям не только, что я существую, но и что мне уже 16 лет..

После ноябрьских праздников началось заметное ухудшение в питании. Хлеб убавили еще. В бомбоубежище стали приходить побледневшие и похудевшие люди. Уже и наши запасы сухарей и чечевицы подходили к концу, уже больше говорили о еде. Но еще были силы, настроение было бодрое.

После ноябрьских праздников началось заметное ухудшение в питании. Хлеб убавили еще. В бомбоубежище стали приходить побледневшие и похудевшие люди. Уже и наши запасы сухарей и чечевицы подходили к концу, уже больше говорили о еде. Но еще были силы, настроение было бодрое.

После ноябрьских праздников началось заметное ухудшение в питании. Хлеб убавили еще. В бомбоубежище стали приходить побледневшие и похудевшие люди. Уже и наши запасы сухарей и чечевицы подходили к концу, уже больше говорили о еде. Но еще были силы, настроение было бодрое.

Раздалась команда «Запевай!». В ответ — гробовое молчание. Команда повторилась. Опять молчание. У ком­бата Першина заходили скулы, он побледнел. Но только он открыл рот, чтобы снова по­вторить команду, ничего не успел сказать... Вдруг раздалось... «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» Вспыхнули щеки у на­шего командира.

Раздалась команда «Запевай!». В ответ — гробовое молчание. Команда повторилась. Опять молчание. У ком­бата Першина заходили скулы, он побледнел. Но только он открыл рот, чтобы снова по­вторить команду, ничего не успел сказать... Вдруг раздалось... «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» Вспыхнули щеки у на­шего командира.

Раздалась команда «Запевай!». В ответ — гробовое молчание. Команда повторилась. Опять молчание. У ком­бата Першина заходили скулы, он побледнел. Но только он открыл рот, чтобы снова по­вторить команду, ничего не успел сказать... Вдруг раздалось... «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» Вспыхнули щеки у на­шего командира.

Раздалась команда «Запевай!». В ответ — гробовое молчание. Команда повторилась. Опять молчание. У ком­бата Першина заходили скулы, он побледнел. Но только он открыл рот, чтобы снова по­вторить команду, ничего не успел сказать... Вдруг раздалось... «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» Вспыхнули щеки у на­шего командира.

Он вел глобальные подсчеты. Перед ним была задача, эксперимент, огромный эксперимент, поставленный на миллионах, единственный в своем роде. Чем больше населения, то есть испытуемых, тем меньше сказываются всякие аномалии, тем точнее должен быть результат.

Он вел глобальные подсчеты. Перед ним была задача, эксперимент, огромный эксперимент, поставленный на миллионах, единственный в своем роде. Чем больше населения, то есть испытуемых, тем меньше сказываются всякие аномалии, тем точнее должен быть результат.

Он вел глобальные подсчеты. Перед ним была задача, эксперимент, огромный эксперимент, поставленный на миллионах, единственный в своем роде. Чем больше населения, то есть испытуемых, тем меньше сказываются всякие аномалии, тем точнее должен быть результат.

Главную роль в моих успехах сыграла удачно выбранная огневая позиция. Ее я оборудовал на расстоянии 150-180 метров от линии обороны противника, под березой, скошенной пулеметным огнем. Пень ее был высотой сантиметров в семьдесят. Ветвистая береза упала, но не оторвалась совсем от пня. Образовался шатер.

Главную роль в моих успехах сыграла удачно выбранная огневая позиция. Ее я оборудовал на расстоянии 150-180 метров от линии обороны противника, под березой, скошенной пулеметным огнем. Пень ее был высотой сантиметров в семьдесят. Ветвистая береза упала, но не оторвалась совсем от пня. Образовался шатер.