Я с родителями жил на окраине Пятигорска − местные жители называли это место слободкой. Несколько домиков окружал общий забор с единственными воротами. Когда немцы стали приближаться к городу, у этих ворот ночью по очереди дежурили два человека. Мы, дети, дежурили вместе со взрослыми и развлекались пением разных песен, в том числе и про Сталина.

Я с родителями жил на окраине Пятигорска − местные жители называли это место слободкой. Несколько домиков окружал общий забор с единственными воротами. Когда немцы стали приближаться к городу, у этих ворот ночью по очереди дежурили два человека. Мы, дети, дежурили вместе со взрослыми и развлекались пением разных песен, в том числе и про Сталина.

Я с родителями жил на окраине Пятигорска − местные жители называли это место слободкой. Несколько домиков окружал общий забор с единственными воротами. Когда немцы стали приближаться к городу, у этих ворот ночью по очереди дежурили два человека. Мы, дети, дежурили вместе со взрослыми и развлекались пением разных песен, в том числе и про Сталина.

Норма, которая до Хохрина была 2,5 кубометра, была вначале повышена до 6 кубометров; затем он провозгласил военный график и потребовал 9 кубометров на человека, а под конец «принял обязательство», равное 12 кубометрам! Как могли люди голодные, истощенные, вынужденные, как это было с нами, бессарабцами, работать на непривычном для нас морозе, выполнять подобные нормы?

Норма, которая до Хохрина была 2,5 кубометра, была вначале повышена до 6 кубометров; затем он провозгласил военный график и потребовал 9 кубометров на человека, а под конец «принял обязательство», равное 12 кубометрам! Как могли люди голодные, истощенные, вынужденные, как это было с нами, бессарабцами, работать на непривычном для нас морозе, выполнять подобные нормы?

Норма, которая до Хохрина была 2,5 кубометра, была вначале повышена до 6 кубометров; затем он провозгласил военный график и потребовал 9 кубометров на человека, а под конец «принял обязательство», равное 12 кубометрам! Как могли люди голодные, истощенные, вынужденные, как это было с нами, бессарабцами, работать на непривычном для нас морозе, выполнять подобные нормы?

Норма, которая до Хохрина была 2,5 кубометра, была вначале повышена до 6 кубометров; затем он провозгласил военный график и потребовал 9 кубометров на человека, а под конец «принял обязательство», равное 12 кубометрам! Как могли люди голодные, истощенные, вынужденные, как это было с нами, бессарабцами, работать на непривычном для нас морозе, выполнять подобные нормы?

Без доверия сохнет душа, быстро иссякают силы, и ты превращаешься в бескрылого зяблика, который, кажется, ни на что не способен. А когда тебе верят, то и невыполнимое становится возможным. Силы твои словно удваиваются. Доверие - источник солдатского вдохновения, решимости, осмысленного шага к подвигу. А вера - мать дружбы и солдатской храбрости.

Без доверия сохнет душа, быстро иссякают силы, и ты превращаешься в бескрылого зяблика, который, кажется, ни на что не способен. А когда тебе верят, то и невыполнимое становится возможным. Силы твои словно удваиваются. Доверие - источник солдатского вдохновения, решимости, осмысленного шага к подвигу. А вера - мать дружбы и солдатской храбрости.

Без доверия сохнет душа, быстро иссякают силы, и ты превращаешься в бескрылого зяблика, который, кажется, ни на что не способен. А когда тебе верят, то и невыполнимое становится возможным. Силы твои словно удваиваются. Доверие - источник солдатского вдохновения, решимости, осмысленного шага к подвигу. А вера - мать дружбы и солдатской храбрости.

Без доверия сохнет душа, быстро иссякают силы, и ты превращаешься в бескрылого зяблика, который, кажется, ни на что не способен. А когда тебе верят, то и невыполнимое становится возможным. Силы твои словно удваиваются. Доверие - источник солдатского вдохновения, решимости, осмысленного шага к подвигу. А вера - мать дружбы и солдатской храбрости.

Помню, как рано утром, на рассвете, отец разбудил нас, сказал, чтобы быстро одевались, побросал нас на машину, стоящую у двора, где уже сидели какие-то женщины и дети – семьи военнослужащих, и убежал. В небе что-то стреляло, горело и падало – то горели и падали самолеты с Яворовского аэродрома, которые успели взлететь, а остальные горели на земле. Нас повезли из города в направлении Львова.

Помню, как рано утром, на рассвете, отец разбудил нас, сказал, чтобы быстро одевались, побросал нас на машину, стоящую у двора, где уже сидели какие-то женщины и дети – семьи военнослужащих, и убежал. В небе что-то стреляло, горело и падало – то горели и падали самолеты с Яворовского аэродрома, которые успели взлететь, а остальные горели на земле. Нас повезли из города в направлении Львова.

Помню, как рано утром, на рассвете, отец разбудил нас, сказал, чтобы быстро одевались, побросал нас на машину, стоящую у двора, где уже сидели какие-то женщины и дети – семьи военнослужащих, и убежал. В небе что-то стреляло, горело и падало – то горели и падали самолеты с Яворовского аэродрома, которые успели взлететь, а остальные горели на земле. Нас повезли из города в направлении Львова.

Помню, как рано утром, на рассвете, отец разбудил нас, сказал, чтобы быстро одевались, побросал нас на машину, стоящую у двора, где уже сидели какие-то женщины и дети – семьи военнослужащих, и убежал. В небе что-то стреляло, горело и падало – то горели и падали самолеты с Яворовского аэродрома, которые успели взлететь, а остальные горели на земле. Нас повезли из города в направлении Львова.

Я хотел бы сказать о главном факторе Великой Победы ленинградцев. Это, конечно, люди, сами люди, включая детей. Вот возьмите такую вещь, я уже говорил, в этих самых окопах, которые рыли ленинградцы, о заводах, где работали маленькие дети 13–14-ти летние, их привязывали, как известно, к станкам, чтобы человек не упал, на ящик ставили.

Я хотел бы сказать о главном факторе Великой Победы ленинградцев. Это, конечно, люди, сами люди, включая детей. Вот возьмите такую вещь, я уже говорил, в этих самых окопах, которые рыли ленинградцы, о заводах, где работали маленькие дети 13–14-ти летние, их привязывали, как известно, к станкам, чтобы человек не упал, на ящик ставили.

Я хотел бы сказать о главном факторе Великой Победы ленинградцев. Это, конечно, люди, сами люди, включая детей. Вот возьмите такую вещь, я уже говорил, в этих самых окопах, которые рыли ленинградцы, о заводах, где работали маленькие дети 13–14-ти летние, их привязывали, как известно, к станкам, чтобы человек не упал, на ящик ставили.

Я хотел бы сказать о главном факторе Великой Победы ленинградцев. Это, конечно, люди, сами люди, включая детей. Вот возьмите такую вещь, я уже говорил, в этих самых окопах, которые рыли ленинградцы, о заводах, где работали маленькие дети 13–14-ти летние, их привязывали, как известно, к станкам, чтобы человек не упал, на ящик ставили.

Я хотел бы сказать о главном факторе Великой Победы ленинградцев. Это, конечно, люди, сами люди, включая детей. Вот возьмите такую вещь, я уже говорил, в этих самых окопах, которые рыли ленинградцы, о заводах, где работали маленькие дети 13–14-ти летние, их привязывали, как известно, к станкам, чтобы человек не упал, на ящик ставили.