Я убит подо Ржевом, В безымянном болоте...

Я убит подо Ржевом, В безымянном болоте...

Я убит подо Ржевом, В безымянном болоте...

Вдруг один из бомбардировщиков вспыхнул и пошел вниз. Он упал в самое пекло дыма и огня. Злость на гитлеровских зенитчиков охватила меня. Покачиванием крыльев предупреждаю Дьяченко и круто пикирую на батарею зенитных пушек. Мой ведомый уверенно идет следом.

Вдруг один из бомбардировщиков вспыхнул и пошел вниз. Он упал в самое пекло дыма и огня. Злость на гитлеровских зенитчиков охватила меня. Покачиванием крыльев предупреждаю Дьяченко и круто пикирую на батарею зенитных пушек. Мой ведомый уверенно идет следом.

Вдруг один из бомбардировщиков вспыхнул и пошел вниз. Он упал в самое пекло дыма и огня. Злость на гитлеровских зенитчиков охватила меня. Покачиванием крыльев предупреждаю Дьяченко и круто пикирую на батарею зенитных пушек. Мой ведомый уверенно идет следом.

Вдруг один из бомбардировщиков вспыхнул и пошел вниз. Он упал в самое пекло дыма и огня. Злость на гитлеровских зенитчиков охватила меня. Покачиванием крыльев предупреждаю Дьяченко и круто пикирую на батарею зенитных пушек. Мой ведомый уверенно идет следом.

Вдруг один из бомбардировщиков вспыхнул и пошел вниз. Он упал в самое пекло дыма и огня. Злость на гитлеровских зенитчиков охватила меня. Покачиванием крыльев предупреждаю Дьяченко и круто пикирую на батарею зенитных пушек. Мой ведомый уверенно идет следом.

Кому-то снятся розовые сны: Удача, слава, почести, награды. А нам, прошедшим грозный путь войны, Все чаще снится грохот канонады.

Кому-то снятся розовые сны: Удача, слава, почести, награды. А нам, прошедшим грозный путь войны, Все чаще снится грохот канонады.

Кому-то снятся розовые сны: Удача, слава, почести, награды. А нам, прошедшим грозный путь войны, Все чаще снится грохот канонады.

Кому-то снятся розовые сны: Удача, слава, почести, награды. А нам, прошедшим грозный путь войны, Все чаще снится грохот канонады.

Кому-то снятся розовые сны: Удача, слава, почести, награды. А нам, прошедшим грозный путь войны, Все чаще снится грохот канонады.

В военной кинохронике есть кадры, изображающие танки на льду Ладоги. Мне приходилось замечать, что даже у участников войны, у ветеранов существует скептическое к ним отношение. Эти кадры рассматриваются как некий кинофокус. Дескать, как же тяжелые танки могли пройти по льду, сквозь который проваливались даже автомашины?

В военной кинохронике есть кадры, изображающие танки на льду Ладоги. Мне приходилось замечать, что даже у участников войны, у ветеранов существует скептическое к ним отношение. Эти кадры рассматриваются как некий кинофокус. Дескать, как же тяжелые танки могли пройти по льду, сквозь который проваливались даже автомашины?

В военной кинохронике есть кадры, изображающие танки на льду Ладоги. Мне приходилось замечать, что даже у участников войны, у ветеранов существует скептическое к ним отношение. Эти кадры рассматриваются как некий кинофокус. Дескать, как же тяжелые танки могли пройти по льду, сквозь который проваливались даже автомашины?

В военной кинохронике есть кадры, изображающие танки на льду Ладоги. Мне приходилось замечать, что даже у участников войны, у ветеранов существует скептическое к ним отношение. Эти кадры рассматриваются как некий кинофокус. Дескать, как же тяжелые танки могли пройти по льду, сквозь который проваливались даже автомашины?

В военной кинохронике есть кадры, изображающие танки на льду Ладоги. Мне приходилось замечать, что даже у участников войны, у ветеранов существует скептическое к ним отношение. Эти кадры рассматриваются как некий кинофокус. Дескать, как же тяжелые танки могли пройти по льду, сквозь который проваливались даже автомашины?

Около санитарной палатки рядком на бревне сидели и курили легкораненые. Перед ними с винтовкой за спи­ной стоял незнакомый мордастый солдат и о чем-то оживленно с ними разговаривал. Михаил Иванович подошел и прислушался. Разговор шел о вере. — Так вот она, — говорил мордастый, — Богородица, была простая баба. Ну, родила она Христа, выполнила свое предназначение и шабаш! А вот православные...

Около санитарной палатки рядком на бревне сидели и курили легкораненые. Перед ними с винтовкой за спи­ной стоял незнакомый мордастый солдат и о чем-то оживленно с ними разговаривал. Михаил Иванович подошел и прислушался. Разговор шел о вере. — Так вот она, — говорил мордастый, — Богородица, была простая баба. Ну, родила она Христа, выполнила свое предназначение и шабаш! А вот православные...