Переход из Таллинна в Кронштадт

Капитан-лейтенант Н. Н. Амелько, командир учебного корабля «Ленинградсовет».

Ночью подошли тральщики-буксиры, транспорта тоже подходили на внешний рейд. С рассветом 28 августа с «Кирова» получил семафор: «4-му конвою построиться и выходить». Штурман Ковель и штурман «Ленинградсовета» проложили на карте курсы перехода, как было указано в пакете. Я передал приказ тральщикам построиться и дал курсы.

В это время к борту корабля подошли два катера «КМ». Это разъездные катера штаба флота, с их командирами я был знаком и раньше: они были в Ленинграде в Учебном отряде обеспечения практики курсантов училища имени М. В. Фрунзе. Командиры — мичманы катеров стали просить меня: «Товарищ командир возьмите нас с собой, нас бросили, и мы не знаем, как и куда идти». Я согласился, дал указание своему старшему помощнику Калинину поставить их на бакштов (катера маленькие, около 10 тонн водоизмещения), подали им пеньковый трос с кормы, и они встали «на буксир».

У острова Воиндло наш четвертый конвой выстроился и начал движение. Миновали остров Кери, в тралах начали рваться мины, подорвался один из тральщиков, политрук Якубовский взрывной волной с одного из тральщиков был выброшен на борт «Ленинградсовета», попал на брезентовый тент и почти не получил серьезных травм. У нас осталась только одна пара тральщиков, но протраленная полоса была настолько мала, что идущие в кильватер транспорта не могли точно ее придерживаться и начали подрываться на минах. Транспорта и корабли все время подвергались атакам бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88. Два катера, которые у меня были на бакштове, подбирали плавающих людей с кораблей и транспортов и высаживали на «Ленинградсовет». Где-то на траверзе Юминда мы увидели горящий и тонущий транспорт «Верония», на котором эвакуировались в основном служащие штаба флота. Наши катера подобрали привезли на борт несколько десятков людей — мужчин и женщин. Около нашего борта мы увидели плавающую девушку в одной рубашонке, которая держалась за большой чемодан. Когда мы ее вытащили на борт, это оказалась кассирша из таллиннской таможни, эстонка, а чемодан был набит эстонскими кронами. Когда ее спросили, зачем эти деньги, она ответила, что отвечает за них. Старпом выбросил этот чемодан за борт, накинул на нее свою шинель, потом ее переодели в рабочее матросское обмундирование. Баталер и начхоз корабля переодевали всех, кого катера подбирали и высаживали к нам на борт.

Вскоре мы подошли к Нарген-Порколаудскому минному рубежу. В это время с правого борта нас обгоняла эскадра, прошли четыре тральщика «БТЩ», за ними ледокол «Сууртыл», на котором, как выяснилось, эвакуировалось эстонское правительство, главой которого был Иван Кебен. За ледоколом шел крейсер «Киров» под флагом командующего флотом Владимира Филипповича Трибуца. Они проходили настолько близко, что комфлот в мегафон закричал: «Амелько, как у вас дела?» Я не знал, что ответить, и пока я думал, они уже удалились, и кричать было бесполезно. За «Кировым» шел лидер эскадренных миноносцев «Яков Свердлов». В это время с «Кирова» наши сигнальщики прочли семафор: «Впереди по носу «Ленинградсовета» перископ подводной лодки. «Яков Свердлов» выйти и пробомбить». Последний дал «шапку» дыма. Это значит, что увеличил скорость, вышел из строя и прошел мимо «Ленинградсовета» метрах в 20—30. На мостике я увидел командира — Александра Спиридонова. С ним я был хорошо знаком до войны, мы были в одном отряде и, находясь в Таллине, неоднократно встречались. Он был холостяком, и мы его считали «пижоном». Мы, молодые офицеры, не носили выдаваемые морские фуражки, а заказывали их в Таллинне на улице Нарва-Манту у Якобсона, тужурку и брюки — в мастерской в Вышгороде у эстонца-портного. Где-то в середине августа ко мне на корабль зашел Саша Спиридонов и предложил заказать шинели из касторовой ткани.

Я предположил, что раз он говорит о шинели, видимо, скоро мы будем переходить в Кронштадт, а вот дойдем ли? Спиридонов мне говорит:

— Ну, знаешь, тонуть в касторовой шинели приятнее, чем в той, которую нам выдают.

Так вот, проходя мимо меня, Спиридонов, стоя на мостике в тужурке, белой рубашке с галстуком, в фуражке от Якобсона, при кортике и с сигарой во рту, в мегафон крикнул: «Коля! Будь здоров!». Я ему ответил: «Ладно, чеши Саша!». Пройдя несколько кабельтовых впереди меня, его корабль взорвался на мине и затонул. Легенда о том, что «Яков Свердлов» прикрыл крейсер «Киров» от торпеды, выпущенной подводной лодкой, не соответствует действительности — он подорвался на мине. Место «Якова Свердлова» в кильватерном строю заняли два миноносца, а за ними подводная лодка С-5, которая, не доходя до нас, взорвалась. Катер МО-4 подобрал пять человек в том числе героя Советского Союза Египко, четырех матросов катер высадил к нам, а Египко остался на катере, остальной личный погиб — на подлодке сдетонировали торпеды.

Начало уже темнеть. В это время крейсер был далеко впереди и вел огонь главным калибром по торпедным катерам противника, вышедшим из финских шхер. Мы катеров не видели. Подошли к месту гибели «Якова Свердлова», на воде мелькали огоньки — подавали сигналы матросы и офицеры, которых подбирали катера и привозили к нам на борт. Надо пояснить, что личный состав кораблей был в жилетах, которые надувались при падении в воду. На жилетах от батареек зажигались лампочки. У каждого жилета был также свисток, и попавший в воду свистел, привлекая к себе внимание. Вторая пара тральщиков, за которыми мы шли, тоже взорвалась на минах.

К 22 часам видимость уменьшилась до 200 метров. Чтобы не подорваться на минах, мы приняли решение до рассвета встать на якорь. К нам стали подходить малые суда и буксиры, просили разрешение стать к «Ленинградсовету» на буксир, так как глубина была большая и их якорные цепи не позволяли самим встать на якорь. С рассветом мы обнаружили около восьми судов, стоящих за нами на бакштове, друг за другом. Снялись с якоря, оттолкнув от борта шестами две плавающие мины и начали движение к острову Гогланд. За «Ленинградсоветом» в кильватер шли военный транспорт «Казахстан», плавучий завод «Серп и молот» и еще два транспорта. Начались непрерывные бомбежки транспортов, которые были крупнее «Ленинградсовета». «Казахстан» загорелся, но личный состав во главе с капитаном Загорулько справился с пожаром и повреждениями, и транспорт дошел до Кронштадта самостоятельно. «Серп и молот» погиб. Из конвоя остался один «Ленинградсовет» и три подводные лодки-«малютки», которые погрузились и под перископом шли за нами. Тогда «юнкерсы» набросились на «Ленинградсовет», прилетали группами по 7—9 самолетов, кружили над нами и по очереди пикировали на корабль. Высота разрывов наших снарядов заставляла их кружить и по очереди сбрасывать бомбы. Если внимательно следить, то можно увидеть, когда отрываются бомбы от самолета, и отворотом корабля вправо или влево, увеличением или уменьшением скорости можно избежать прямого попадания бомбы в корабль. Чем мы и занимались. Для быстрейшей реакции рулевого матроса Бизина перевели из рубки на верхний мостик, машинистам было приказано быстро выполнять сигналы на увеличение скорости или останавливать машину. Таким образом, корабль выдерживал более 100 налетов бомбардировщиков. Рядом рвались бомбы, осколки повреждали корпус, кое-кого ранили, в том числе и командира, но прямого попадания удалось избежать.

Подошли к южной оконечности острова Гогланд — там маяк и сигнально-наблюдательный пост. Семафором запросили: «Каким фарватером прошла эскадра с крейсером «Киров?» Ответа не получили. Дело в том, что врученная калька при выходе из Таллинна показывала путь северным фарватером! Но на гогландском плесе тоже была минная позиция. Я решил идти южным фарватером, очень узким проливом, называемым Хайлода. У Кургальского мыса корабли ходили редко и часто садились на мель. Но я хорошо знал этот проход и уже в вечерних сумерках благополучно его прошел и вышел в Лужескую губу.

Наступила ночь. После последних яростных атак самолетов вышли из строя гидрокомпасы, а их было два — «Гео-3» и английский «Спери». Были еще английские «Гидрорулевой» и «Курсограф» — эхолот, но все они вышли из строя, остался один магнитный компас с сомнительной точностью. Короче говоря, мы потеряли место своего нахождения. Увидели проблески навигационного буя. После совещания со штурманами предположили, что это буй Демонстейнской банки. Чтобы убедиться в этом, спустили командирский катер и отправили к бую штурмана корабля Альберта Кирша. Он осторожно подошел к нему и вернулся на корабль, подтвердив наше предположение. Впереди справа увидели пожар на берегу, где была база торпедных катеров Пейпия. Таким образом определили свое место и пошли к маяку Шепелев, где необходимо было пройти точно по фарватеру, так как на этом участке все водное пространство перекрыто противолодочными сетками, на которых подвешены взрывные устройства. При подходе к этому рубежу мы периодически сбрасывали глубинные бомбы, считая возможным нахождение в этом районе подводных лодок противника, вышедших из финских шхер. Но все обошлось благополучно. Вышли на фарватер и вошли на большой Кронштадтский рейд. На рейде на якоре стоял крейсер «Киров», сыграли захождение, все встали лицом к борту крейсера, на котором тоже заиграл горн и там тоже все встали «смирно» лицом к нам. Запросили сигнальный пост, где разрешается нам встать к причалу. И получили ответ: встать к причалу Усть-Рогатки. Отдали якорь и кормой пришвартовались недалеко от линкора «Марат», подали сходню на берег и всем поднятым «Ленинградсоветом» из воды с погибших кораблей разрешили сойти на берег. А их оказалось около 300 человек — офицеры, матросы, солдаты и гражданские. Так «Ленинградсовет» закончил переход из Таллинна в Кронштадт. Несколько человек экипажа были награждены орденами и медалями, а командир приказом наркома Военно-Морского Флота получил первую свою награду — орден Красного Знамени, и ему досрочно было присвоено звание капитан-лейтенанта.

Читайте также: Мы знали о приближении войны