Первые дни Отечественной войны

П.А. Буренков

В 1941 году я окончил четыре курса Смоленского медицинского института и перешел на пятый курс. В середине мая прибыл по направлению для прохождения врачебной практики в районную больницу г. Починок, что в 69 километрах от Смоленска. В первые дни работы все складывалось хорошо. Постепенно входил в ритм лечебной работы. Желание было получить специальность хирурга. В воскресенье, 22 июня, с женой Аней мы возвращались с покупками с рынка. Вдруг из черной тарелки репродуктора, который был укреплен на столбе городской площади, прозвучало сообщение о том, что на нас напала гитлеровская Германия. Это означало начало войны.

Через 2-3 дня жена получила повестку в военкомат. Как студент я пользовался отсрочкой от призыва на военную службу и потому не призывался. Но я не хотел оставаться в стороне и начал ходатайствовать о зачислении в ряды Красной Армии. Несмотря на все мои старания, мне в этом было отказано и предложено вместе с институтом отправиться в г. Саратов для продолжения учебы. Такое решение меня не удовлетворяло.

В первые же дни сотрудники больницы призывного возраста были мобилизованы в Армию и покинули рабочие места больницы. Больница почти опустела, но продолжала работать, хотя младший медперсонал из окружающих деревень самостоятельно покинул больницу, отправившись по домам. С первых же дней начали поступать раненые, которые появились в результате налета вражеской авиации. Пришлось взять на себя обязанность заведующего больницей и принимать раненых и больных.

Страху на нас нагоняли ночные бомбардировки противника находившегося неподалеку аэродрома. Довелось наблюдать печальную картину, когда наши самолеты-бомбардировщики, не успев подняться в воздух, расстреливались немецкими истребителями. Особенно страшно было наблюдать, когда расстреливались летчики, оторвавшиеся от подбитого самолета и пытавшиеся спастись на парашютах.

В окружающих город ржаных полях появились диверсанты, которые ракетами в ночное время наводили вражеские самолеты на аэродромы. Опасаясь вражеской авиации вместе с ходячими больными и ранеными, которые покидали палаты, мы ночевали неподалеку от больницы в клеверном поле, забрав одеяла и матрацы из больничных палат. А утром возвращались снова на свои койки. Проходил день за днем в таком напряженном ритме. Работать становилось невозможно. Становились слышны артиллерийские выстрелы. Следовало принимать какое-то решение.

Я решил эвакуировать из больницы всех больных в соседние города Рославль и Ельня. С помощью местной администрации мобилизовал несколько грузовых автомобилей, на телегах отправил всех больных и раненых. Больница опустела, руки у меня оказались развязаны. Встретившись с фельдшером санэпидстанции Пашиным Николаем Ивановичем – бывшим подчиненным моей жены, который был инвалидом детства, потому призыву не подлежал, обсуждали свои дальнейшие действия. Решили отправиться в направлении г. Рославля, это моя Родина. Случилось, что в то время в городе появилась воинская часть. Я решил отыскать военоначальника и обратиться с просьбой определить меня в свою часть. Мне удалось встретить военврача II ранга Коваленко Ивана Никифоровича, который оказался начальником санчасти 355 стрелкового полка. С этой просьбой я к нему и обратился, объяснив ему, что я студент 5–го курса Смоленского мединститута и прохожу в Починке врачебную практику. С кем он согласовывал свое решение не знаю, но через несколько минут он приказал и моему товарищу залезать на машину. Таким образом, без всяких формальностей и письменной просьбы через два часа пути на кузове автомашины мы были уже в районе г. Ельня в расположении военной части. Как потом оказалось в г. Починке остановилась на короткий отдых санчасть 355 стрелкового полка и некоторые другие подразделения этого полка, которые вырвались из окружения, отступая из Минска в составе 100 стрелковой дивизии. В ходе отступления они вели тяжелые оборонительные бои, вышли из окружения, потеряв большое количество личного состава. Думается, поэтому, без всяких проблем мы были зачислены в медсанчасть 355 стрелкового полка, несмотря на то, что Пашин не имел выраженную деформацию позвоночника.

В первый же день, оказавшись среди военнослужащих в военной форме одежды, мы с ним в чем стояли – в гражданском платье в том и оказались в среде одетых в военную форму. Положение наше оказалось не только довольно смешным, но и хуже не придумаешь.

Основным продуктом питания у нас был сыр, который, видимо, прямо с молочных заводов целыми кругами доставляли в наш небольшой коллектив санчасти. С первых же дней предстоящих боевых действий начали ощущать обстановку боевых действий. Пожалуй, не проходило дня, чтобы авиация противника не устраивала налета. Казалось бы, что к бомбардировщикам противника можно и привыкнуть. Большее психологическое воздействие на сознание оказывали обстрелы мессершмидтов, до потери самообладания, когда некоторые начинали метаться, бегать. Это самое пагубное для человека, пытаться спрятаться – дело безнадежное.

Это мы поняли с первых дней. Самое правильное в поведении — падать на землю, там, где застал неожиданный налет авиации. Особенно тяжело переносить налеты авиации в движении колонны и в населенном пункте, когда нет возможности наблюдать за траекторией падения авиационной бомбы. Под открытом небом, когда от самолета оторвалась бомба, а как правило, это бывает на большой высоте, пока она достигнет земли, нужно на 15-20 метров отбежать от вероятного падения бомбы. При обстреле из пулемета противник часто сбрасывал какие-либо предметы, создающие невероятный шум, от которого человек теряет самообладание. Однажды от такого воздействия мой товарищ на голову надел ведро в качестве средства защиты. Потом это вызывает смех и всякие издевательства, а в тот момент не до смеха.

Под Кировоградом, помню, в 1942, летом мой полковой врач приказал медсанвзводу в составе четырех машин, в том числе и хозяйственной с продовольствием выехать в назначенную деревню и развернуться для работы. Ранним утром, при восходе солнца мы отправились в назначенную точку. Проезжая какую-то деревню, мы заметили и по звуку определили, что это тяжело груженый бомбардировщик противника. Заметили, как из-под крыла оторвалось несколько бомб. Тому, кто находился рядом со мной, я сказал, что это предназначено для нас. Проезжаем деревню, и свернуть в сторону некуда. Санитарные машины с личным составом успели проскочить, а в хозяйственную угодила бомба, и погибли трое сотрудников во главе со старшиной. Мы все-таки не развернулись, а прибыли в назначенный населенный пункт. Зловещая тишина вокруг показалась мне подозрительной. Вообще должен сказать, когда где-то слышна артиллерийская канонада, чувствуешь себя уютнее, можем как-то ощущать на определенном направлении противника, а самое тревожное состояние, когда стрельбы не слышно. Так и на этот раз. Такая тишина мне показалась подозрительной, и я решил не развертываться до прояснения обстановки. Личному составу распорядился предать земле погибших товарищей, а сам решил поехать в штаб полка выяснить обстановку и доложить о случившемся в пути следования.

Каково же было мое возмущение действиями моего начальника Подоражанского, который, не зная обстановку, послал нас прямо в пасть к противнику. Командование полка могло лишиться всего медсостава. Оказалось, что немцы прорвали фронт на нашем участке. И, возвращаясь к своим, я уже едва прорвался через наш заградотряд, который уже никого не пропускал и пока доказывал, что меня ожидает медицинское подразделение, мы с трудом выбрались оттуда. И когда уже в Пятигорске Подорожанский был у меня в гостях, я напомнил этот эпизод из фронтовой жизни, который он всячески стремился замять. Подробно остановился на этом эпизоде, потому что не люблю непорядочные, а в данном случае преступнохалатные действия своего начальника.

Хотелось бы вспомнить еще один эпизод из фронтовой жизни. Когда немцы рвались к Сталинграду, кажется на Кубани, в районе станции города Морозовска в чистом поле, будучи в санитарной машине, меня настиг немецкий истребитель. В ту пору, немцы, имея превосходство в воздухе, были настолько самоуверенными, что летчики позволяли себе гоняться за одним человеком. И на это раз стервятник поставил своей целью расстрелять санитарную машину и всех кто в ней находится. Когда я выскочил из машины и залег на землю, летчик чуть не касаясь колесами земли, выпустил очередь по мне. Вокруг головы пули взрывали землю, самолет развернулся и дал газ. Встаю невредимым, летчик заметил, что я живой. Он решил совершить еще раз заход и выпустил снова по мне очередь. На этот раз, оставшись невредимым, я уже пролежал подольше и встал только тогда, когда убедился, что самолет улетел. Полагаю, что не нужно описывать самочувствие, пережитое после такого эпизода.

Этим я хочу сказать, что на войне невозможно всего предусмотреть. Все дело случая, случайность поджидает на каждом шагу.

Передала для публикации, внучка автора воспоминаний Анна Невольникова

Подготовила текст Татьяна Алешина