Последняя охота

Наши эскортные силы не должны были при­нимать участие непосредственно в высадке де­санта, нам предписывалось нести дозор в райо­не Ушанта и входа в пролив Ла-Манш, где ожи­далось появление немецких подводных лодок, без которого не могла обойтись столь крупная операция сил союзников. Но сначала мы полу­чили приказ обосноваться в Молфр-Бей, у бе­регов Северного Уэльса, где ожидать сигнала о начале операции «Нептун». Пятая эскортная группа прибыла на место якорной стоянки ран­ним утром, в течение дня к ней присоединились и другие группы, так что к вечеру там скопи­лись уже довольно внушительные силы.

Мы с волнением ждали начала операции, считая, что немцы не пожалеют сил, чтобы про­рваться к такой воистину уникальной мишени, которую представляет флот союзников у бере­гов Франции. Также мы знали, что немцы ак­тивно строят новые подводные лодки типа XXI, оборудованные шноркелями и способные дви­гаться под водой с высокой скоростью.

Маленькая подводная лодка XXIII серии и океанская субмарина XXI типа.

Шноркель — это прибор, позволяющий ди­зельным двигателям подводной лодки работать под водой. Обычным дизелям для работы необ­ходим воздух, поэтому в условиях, когда невоз­можен впуск атмосферного воздуха, они не могли использоваться. Шноркель представлял уст­ройство для всасывания воздуха, которое мог­ло быть поднято па поверхность, в то время как лодка оставалась под водой.

С появлением шноркелей немецкие подвод­ные лодки избавились от своего самого главно­го эксплуатационного недостатка — необходимо­сти всплывать па довольно длительный срок для подзарядки батарей, которые давали им энергию для движения в погруженном состоянии. Заря­жающая батареи лодка могла быть легко замече­на с воздуха. А самолет либо атаковал ее сам, либо информировал о ее местонахождении про­тиволодочный корабль, который немедленно прибывал на место и, даже если лодка к тому времени успевала погрузиться, начинал прослу­шивать толщи воды ушами своих «асдиков».

Теперь, когда на поверхности виднелась толь­ко верхушка шноркеля, лодку почти невозмож­но было заметить с воздуха. Во всяком случае, наблюдателю на самолете необходимо было об­ладать очень большим везением.

Новые субмарины к тому же были вооружены акустическими самонаводящимися торпедами, то есть имели отличную возможность нанести весь­ма болезненный удар по своим преследователям. Обладая достаточно полной информацией о силе противника, мы напряженно ждали начала бое­вых действий. Но патрулирование началось, а так ничего и не произошло. У других группы то­же все было спокойно. Стало очевидно, что опера­ция союзников явилась для немцев неожиданной и что они не планировали нападение на наш флот в проливе.

В первый день к нам присоединился стари­на «Морн» («Mourne»), на котором я совершил один трансатлантический рейс. Им все еще командовал лейтенант-коммандер Холланд. А старшиной-сигнальщиком был Скелтон, который долгое время плавал со мной на «Вечерней звез­де», где прошел путь от простого сигнальщика до старшины, который уже является младшим офицером. На «Вечерней звезде» не было соот­ветствующей вакансии, поэтому мне пришлось отпустить этого отличного моряка на другой ко­рабль, где он по праву занял более высокую дол­жность. Я был очень рад такому пополнению, потому что к нам прибыл не зеленый юнец, ко­торого надо было обучать, как вязать морские узлы, а настоящий ветеран Атлантики, к тому же мой добрый знакомый. Тем более страшным ударом оказалась постигшая нас в дальнейшем тра­гедия.

Каждой эскортной группе был отведен соответ­ствующий район для патрулирования, где кораб­ли располагались с промежутком в полторы мили, постоянно прощупывая воду своими «асдиками». Отсутствие противника вскоре сделало нашу жизнь монотонной и очень скучной. В то же вре­мя условия для работы гидролокаторов были дос­таточно сложными, поскольку кругом в изобилии водилась рыба. Косяк сельди посылает отражен­ный сигнал, весьма схожий с эхом от субмарины, поэтому приходилось некоторое время следить за передвижением каждого косяка, прежде чем мож­но было с уверенностью констатировать, что это не вражеская подводная лодка. Тем не менее случа­лись и ошибки. И только появление на поверхно­сти воды большого количества оглушенной взры­вами глубинных бомб рыбы указывало нам на то, что цель была выбрана ошибочно.

Нашей новой базой, куда мы время от време­ни возвращались, чтобы пополнить запасы топ­лива и продовольствия, стал Плимут. Здесь мы были чужими, и нам постоянно давали это по­чувствовать. Наши требования на доковый ре­монт всегда подвергались сомнению и выполня­лись весьма неохотно.

Хорошо помню, как меня возмутил отказ вы­полнить требование на поставку свежих овощей, который был мотивирован их недоступностью — и это в июне! А когда я пришел в офис местного руководителя, обязанного обеспечивать наши по­требности, то был принят весьма одиозной лично­стью, которая имела наглость проинформировать меня о том, что идет война и что люди на берегу (в Плимуте) имеют такие же права, как и моряки, на свежие продукты и т. д.

В процессе произнесения этой высокопарной тирады чиновник время от времени отдавал дол­жное спелой клубнике, тарелка с которой стояла у него на столе. Надо полагать, таким образом он желал продемонстрировать, что в очереди за свежими овощами и фруктами я занимаю место где-то в самом хвосте. Конечно, это были мел­кие неприятности, но они раздражали и порти­ли настроение. К тому же они наглядно показы­вали, каким болотом стал порт Плимут и Девен-порт, когда центр войны в Атлантике сместился ближе к Ливерпулю.

Забавный случай произошел во время одного из моих визитов в подземный штаб Плимута с докладом о ходе патрулирования. Там я встре­тил немного знакомого мне очень высокопостав­ленного офицера, который поинтересовался, как идут дела. Я начал подробно объяснять ему, ка­кие трудности нас подстерегают при использова­нии «асдиков» в проливе, где имеется множест­во подводных помех и каждую приходится про­верять, не окажется ли это лежащая на грунте субмарина. Внимательно выслушав мой рассказ, этот всеми уважаемый и очень влиятельный офи­цер важно кивнул.

— Да, — изрек он, — ваши трудности понят­ны. Но вам ведь наверняка очень помогают в этой работе гидрофоны.

Я не стал объяснять такому большому началь­нику, что гидрофоны не используются для охоты за подводными лодками со времен Первой миро­вой войны.

К счастью, позже мы получили разрешение заходить за топливом и продовольствием в Бел­фаст. Там работали люди, с которыми мы гово­рили на одном языке.

Время шло, немецкие подводные лодки не про­являли особой активности, и нам было приказано перейти дальше в пролив. Там мы впервые встре­тились с одной из новых вражеских субмарин.

Ранним утром 15 июня 1944 года стояла изуми­тельная погода. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась голубая зеркальная водная гладь. На ясном чистом небе сияло яркое солнце и не было видно ни облачка. Мне доложили, что в не­скольких милях от нас над водой замечена струй­ка дыма. Вскоре стало ясно, что, скорее всего, мы впервые столкнулись с субмариной, использую­щей шноркель. А то, что мы видим, — след, остав­ляемый отработанными газами дизелей.

Корабли группы заняли такую позицию, чтобы охватить «асдиками» максимальный район поис­ка. Я только молился, чтобы условия для работы гидролокаторов оказались подходящими.

Приближаясь к вражеской лодке, я постоян­но помнил о наличии у нее акустических торпед. У меня было две возможности обезопасить себя от нападения. Я мог приказать кораблям задей­ствовать САТ — шумопроизводящиее устройст­во, буксируемое за кормой, чтобы отвлечь акустические торпеды от шума гребных винтов. Дру­гой выход — снижение скорости хода до 7 уз­лов или меньше. Считается, что при низкой ско­рости производимый винтами шум недостаточен, чтобы активировать наводящие устройства тор­педы.

Создаваемый САТами шум в значительной мере снижал эффективность «асдиков», заглу­шая даже самые отчетливые отраженные сигна­лы. Я решил, что никогда себе не прощу, если мы упустим такую отличную возможность раз­делаться с лодкой, руководствуясь только сооб­ражениями безопасности. Поэтому я приказал: «Скорость 7 узлов!» — и на этой черепашьей скорости мы поползли вперед.

Вскоре мы приблизились к лодке на такое расстояние, на котором ее уже должны были услышать наши гидролокаторы. Напряжение на­растало. И тут раздался сигнал с «Морна», на­ходящегося в миле от меня по левому борту: «Есть контакт! Атакую!» Это был последний сиг­нал, переданный кораблем. Несколькими секун­дами позже раздался сильный взрыв, разнесший «Морн» на мельчайшие обломки. От корабля не осталось практически ничего.

С мостика «Бикертона» мы, оцепенев от ужа­са, наблюдали за происшедшей трагедией. Не­возможно было не думать о друзьях, которых нам теперь уже никогда не увидеть. Но мы не имели возможности предаваться скорби слишком долго. Следовало принимать срочные меры, по­тому что, придерживаясь прежнего курса, мы, скорее всего, встретились бы с остальными тор­педами. Я приказал флотилии покинуть опасный район с тем, чтобы затем вернуться с другой сто­роны и продолжить охоту за лодкой.

www.en.wikipedia.org. HMS Bickerton

Проходя мимо места гибели «Морна», мы заметили нескольких человек, уцелевших после взрыва. Они пытались карабкаться на плавающие вокруг об­ломки. Было бы чистым безумием застопорить машины и заняться спасательными операция­ми, явившись тем самым отличной мишенью для вражеских торпед, для полного удобства еще и неподвижной. Поэтому мы прошли мимо, хотя, должен признаться, такое решение далось мне очень тяжело.

После этого мы в течение нескольких часов утюжили вдоль и поперек зеркальную поверх­ность воды, но никаких признаков лодки так и не обнаружили. К тому времени уцелевших мо­ряков с «Морна» уже подобрал «Эйлмер» и до­ставил их в Плимут.

Хотя я и понимал, что условия для работы гидролокаторов неподходящие, меня чрезвычай­но удручала мысль, что гибель корабля из моей группы останется неотомщенной. Позже, когда мне удалось расспросить уцелевших парней с «Морна», выяснилось, что корабль пал жертвой акустической торпеды. Люди видели, как она спокойно плыла мимо, но неожиданно поверну­лась и попала прямо в носовой погреб. Находя­щиеся там снаряды взорвались и разнесли ко­рабль на куски.

Самым неприятным был тот факт, что кораб­ли шли на малой скорости, делающей их неза­метными для акустических торпед (они называ­лись GNATS). Но, установив контакт, Холланд приказал набрать скорость для атаки. По неле­пой случайности не заметившая до сих пор ко­рабль торпеда проплывала мимо. Ее привлек резко усилившийся шум винтов, в результате и произошло несчастье.

Трагедия показала, что теперь морские охот­ники и их дичь находятся примерно в равном положении. У противолодочного корабля больше нет никаких преимуществ. Срочно необходимо эффективное «противоядие», способное спра­виться с акустическими торпедами.

Все без исключения офицеры «Бикертона» были расстроенны и подавлены. Получив приказ передислоцироваться в глубь пролива, в район между Шербурским полуостровом и Портлен­дом, мы несколько воспрянули духом. После происшедшей трагедии нам было слишком тя­жело оставаться в том же районе, на подступах к проливу. Мы надеялись, что смена обстанов­ки принесет удачу и у нас появится возможность отомстить за «Морн».

Как раз в это время немецкие лодки немно­го зашевелились, сделав несколько неуверенных попыток прорваться к флоту союзников. В этом они не преуспели и даже потеряли две новень­кие субмарины. Одну из них потопила группа под командованием Ронни Миллза, моего старо­го и доброго друга, другую — группа Клифа Гвиниера.

Для нас наступили трудные времена, но вна­чале беспокоили нас вовсе не вражеские лодки. Гидролокаторы улавливали эхо от великого мно­жества потенциальных мишеней, каждую из ко­торых следовало классифицировать, что не все­гда являлось легкой задачей. Довольно сложно определить, от чего пришло эхо. Сигнал мог от­разиться от лежащей на дне субмарины, затонув­шего еще во время Первой мировой войны ко­рабля или же от обломка скалы, нагло торчаще­го из морского дна.

Пролив Ла-Манш в течение многих столетий являлся напряженным морским путем. За это вре­мя на нем по разным причинам затонуло множе­ство торговых судов и военных кораблей. Причиной гибели морского судна могла быть непогода, столкновение с другим судном, а также военные действия. Таким образом, на дне пролива в изо­билии скопились обломки, которые посылали на наши «асдики» эхо. И всякий раз, получив сооб­щение об очередном эхо-сигнале, я отправлялся на мостик, чтобы решить, как действовать дальше.

Опытная противолодочная команда, распола­гая временем, почти всегда может с высокой сте­пенью точности определить, от какой цели идет сигнал — движущейся или неподвижной. Но на мелководье подводная лодка может спокойно устроиться на дне, став тем самым для гидроаку­стиков очередным обломком кораблекрушения. Мы знали, что уже давно ведется разработка специального аппарата, который мог бы полу­чить графическое изображение объекта, от кото­рого идет отраженный сигнал, по, насколько нам было известно, его еще испытывали, поэтому на кораблях такого полезного прибора еще не было. Иногда можно было получить представление о форме объекта и с помощью доступных нам при­боров, но для этого необходимо было пройти строго над ним, причем вдоль его длины, фик­сируя изменение глубины с помощью эхолота. Такую операцию осуществить чрезвычайно слож­но, особенно когда корабль находится под воз­действием сильных течений.

Кроме того, весьма грубое представление о размерах объекта можно получить исходя из длины дуги, па которой фиксируется отражен­ный сигнал. Произведя несложные тригономет­рические вычисления, можно определить длину объекта. Если она слишком велика для субмари­ны, такой объект можно не принимать во внима­ние. Но тем не менее его следует нанести на кар­ту. Хотя это не дает гарантии, что этот же самый объект впоследствии не будет заподозрен снова и снова. При отсутствии береговых ориентиров точность кораблевождения составляет сотни ярдов, а для того чтобы быть уверенным, что по­лученный контакт является «старым знакомым» точность должна быть намного выше, в пределах нескольких ярдов. Поэтому мы очень обрадовались, когда получили морской вариант авиационного навигационного прибора, известного под названием «Джи» («Gee»). С его помощью мы значительно повысили точность кораблевождения и больше не теряли так много времени на повторное обследование уже знакомых подводных объектов.

Но даже при этом нам приходилось почти каждый час останавливаться и «обнюхивать» очередной контакт, а в сомнительных случаях и атако­вать его. Некоторые затонувшие корабли, подвер­гшиеся атаке глубинными бомбами, в ответ выбрасывали нам на поверхность свои сохранившие плавучесть грузы. А появившийся на воде длинный «язык» тяжелого топлива, еще долго сопровождавший нас, красноречиво доказывал, что мы снова нашли не прекрасного лебедя, а гадкого утенка.

Частые ложные тревоги, постоянные вызовы на мостик, следовавшие в любое время дня и ночи были чрезвычайно утомительными. Правда, у нас имелось весьма своеобразное развлечение. Южная граница одного из районов патрулирования проходила у берегов острова Олдерни, на котором даже после освобождения основной территории Франции оставался немецкий гарнизон, имевший дальнобойные орудия. Похоже, ни у кого не было времени выбить немцев с этого маленького островка. И всякий раз, когда мы приближались к южной границе района патрулирования, упрямые немцы открывали огонь по нашим кораблям.

Ходили слухи, что у них были специальные приборы, позволяющие определять расстояние по теплу, излучаемому трубой корабля. Не знаю, насколько это соответствовало действительности, но немцы вели огонь удивительно точно. Если бы они стреляли залпами одновременно из не­скольких орудий, то почти наверняка поразили бы цель. Шансы же попасть из одного орудия в быстро движущуюся мишень весьма невели­ки. Поэтому мы не слишком расстраивались из-за столь неприятного соседства, но тем не менее старались не задерживаться на расстоянии вы­стрела.

Однажды на палубу «Бикертона» сел почто­вый голубь. С его помощью нам довелось поуча­ствовать в настоящей разведывательной опера­ции. Оказалось, что он принес записку от участ­ников французского движения Сопротивления, в которой сообщались координаты немецкого шта­ба. Здесь же неизвестный антифашист просил нанести по этой точке бомбовый удар. Мы отпра­вили это сообщение в Портленд, но я не знаю, бомбил кто-нибудь этот штаб или нет.

Однажды нам довелось пережить захватыва­ющее приключение, когда в условиях густого ту­мана «Ките» заметил на экране радара цель и бросился в погоню. Мы знали, что в указанном районе не было затопленных кораблей, и с вол­нением ждали результата. Время от времени с «Китса» докладывали по радиотелефону о ходе операции. В конечном итоге мы услышали вос­торженный крик «Вижу субмарину!», который тут же сменился разочарованным сообщением о том, что целью оказалась не подводная лодка, а самолет, причем даже не вражеский, а свой.

Им командовал очень молоденький офицер, который заблудился и потерялся в тумане. К тому же у него не оказалось никаких полетных карт. Юноше сообщили курс и отправили его домой, а командир «Китса», лейтенант-коммандер Кин, еще долго переживал свою неудачу. Впоследствии у него появился шанс отличиться, который он не упустил, и до окончания кампа­нии Кин успел потопить две немецкие лодки.

Как я уже говорил, постоянные ложные тре­воги были очень утомительными. Они повторя­лись из часа в час, изо дня в день, и в итоге мы немного утратили бдительность, уже не столь внимательно проверяли каждый установленный контакт. И едва не пропустили врага.

Ночью 25 июня мы в течение долгого време­ни пытались классифицировать контакт, кото­рый снова оказался обломком кораблекруше­ния. Пока суд да дело, моя группа успела уйти вперед, и нам пришлось догонять ее на полном ходу. Усталый и раздраженный очередной не­удачей, я решил урвать несколько минут для отдыха.

Даже находясь в своей каюте, расположен­ной прямо под мостиком, я мог слышать харак­терный звон «асдика», а вернувшееся обратно эхо могло вырвать меня из объятий даже самого крепкого сна. Так и случилось. Я услышал, как вахтенный офицер приказал начать поиск и вы­звал на мостик Билла Ридли. Эхо было стран­но громким, слишком громким, чтобы прийти от субмарины, подумал я. То же самое я сказал и Биллу Ридли, когда он доложил мне о контакте.

Конечно, я должен был сразу же отправить­ся на мостик и самым внимательным образом проверить все сам. Но усталость и злость сде­лали свое дело. Мне не хотелось выходить из каюты. Стыдно признаться, но я надеялся, что этот контакт тоже окажется ложным и я смогу вернуться к прерванному сну, которого настоя­тельно требовала каждая клеточка моего измученного тела. Но преданный Билл, как всегда, не дремал. Он сумел-таки пробудить меня от летаргического сна, утверждая, что не следует относиться слишком легко к новому контакту.

Я с трудом притащился на мостик, где свежий ночной воздух быстро прочистил мне мозги.

— Мы только что прошли прямо над целью, — доложил Билл, — сейчас ее снова поймаем. — Он еще не успел договорить, когда мы услышали эхо, подтвердившее его правоту.

Моментально было зафиксировано расстояние и пеленг. Когда новую точку нанесли на карту, стало ясно, что цель движется. Сомнения исчез­ли. Это была подводная лодка.

На «Бикертоне» прозвучал сигнал тревоги. Команда заняла места по боевому расписанию. К вражеской лодке следовало приблизиться как можно более незаметно. Субмарина не мог­ла уйти на большую глубину здесь, в относитель­но мелководном проливе, поэтому я приказал расставить по бомбам небольшую глубину взры­ва. Приходилось все время помнить о возможно­сти запуска акустической торпеды, но времени задействовать САТ у нас не было. Я решил, что мы уничтожим врага так быстро, что он не ус­пеет ничего предпринять.

Расстояние между нами быстро сокращалось, контакт оставался твердым, я решил, что пора ата­ковать. Доведя скорость до 20 узлов, я вывел «Бикертон» на дистанцию залпа. Билл Ридли прика­зал: «Огонь раз!», «Огонь два!», «Огонь три!». Он сбрасывал серии глубинных бомб так, чтобы цель оказалась в центре. Последовавшие разрывы чувствительно встряхнули корабль, и почти сразу же поверхность моря взбурлила. Из глубины поднялась темная громадина подводной лодки и зака­чалась на волнах.

Разрешите открыть огонь, сэр? — нервно выкрикнул артиллерист.

Да, покажите им, где раки зимуют, — мрач­но ответствовал я, ведя корабль по широкой дуге для нанесения последнего, решающего удара.

Должен сказать, что наши палубные трехдюй­мовки оказались достойными нашего недоверия. Мы своими глазами видели, как снаряды, вы­плевываемые этими «слоновьими ружьями», до­летали до цели, ударялись о ее корпус и падали в воду, не взрываясь.

В свете прожекторов было видно, что коман­да лодки готовится покинуть свой корабль. Огонь прекратился. И тут же вражеская лодка, высоко задрав нос, ушла под воду. «U-269» присоедини­лась к многочисленным обломкам кораблекруше­ний, которые устилали дно пролива Ла-Манш.

Вся операция длилась не больше десяти ми­нут, но они были настолько напряженными, что, когда все стихло, я почувствовал такую уста­лость, словно пробежал не одну милю. Первым делом я крепко обнял и поздравил Билла.

— Эта немка твоя, — воскликнул я, — и твоей команды. Отличная работа! И сделанная с рекордной скоростью!

— Спасибо, — улыбнулся Билл. — Это им за «Морн».

Процесс принятия на борт уцелевших членов экипажа оказался довольно длительным. Выяс­нилось, что инженер, в последний момент ре­шивший убедиться, что все кингстоны открыты и лодка пойдет на дно, а не будет захвачена вра­гами, скорее всего, утонул вместе с судном. Не­сколько членов экипажа было убито. Были и тя­желораненые. Потребовалось время, чтобы поднять их на борт. Двое или трое были в тяжелом состоянии и вскоре умерли, несмотря на усилия нашего корабельного врача. Для живых и здо­ровых членов экипажа, бодро плавающих среди обломков, были вывешены за борт сети и сбро­шены спасательные плотики.

По пути в Плимут, куда мы должны были до­ставить пленных, умершие были похоронены в море. В присутствии их товарищей я выполнил все необходимые формальности и даже сам про­читал молитву. Каюсь, я не смог говорить о них как о «наших дорогих братьях», как написано в молитвеннике, и обошелся без этой фразы. На мой взгляд, несмотря на шок, который пришлось испытать команде этой лодки, все они держались достойно, а их выдержка была поистине удиви­тельной.

Должно быть, они уже понимали, что Герма­ния проиграла войну, и теперь руководствовались лишь собственными моральными принципами.

После допроса пленных офицеров стало ясно, почему эта лодка стала для нас легкой мишенью! «Лежа» на дне, немцы, конечно, слышали, как над ними прошла наша группа, так же как и раньше слышали другие группы. Уверенные, что у них есть в запасе некоторое время до подхода следующего патруля, они решили всплыть на по­верхность либо на «шноркельную» глубину, что­бы глотнуть свежего воздуха.

В общем шуме они не расслышали шум винтов догонявшего свою группу «Бикертона». А когда они поняли, что мы находимся прямо над ними, было уже слишком поздно. Вокруг уже рвались бомбы, корпус лодки начал угрожающе трещать, в отсеки хлынула вода. Команде ничего не остава­лось делать, только всплыть на поверхность и по­кинуть корабль.

В мое отсутствие случилось несчастье. Коман­дование флотилией временно перешло к Джекки Куперу, командиру «Гудсана». В то время как ко­рабли прочесывали район в поисках других под­водных лодок, «Гудсан» неожиданно содрогнулся от сильного взрыва под кормой. Все, что могло двигаться, взлетело в воздух. Глубинные бомбы, вентиляторы, тяжелые шкафы с электрооборудо­ванием как легкие шарики взмыли вверх, а затем с ужасающим грохотом обрушились на палубу. Корабль получил сильный крен на правый борт. Он стал жертвой акустической торпеды.

Остальные корабли начали лихорадочный по­иск, пытаясь обнаружить выпустившую ее вра­жескую лодку. Но даже несмотря на то, что в один из моментов кто-то из офицеров заметил в море перископ, контакт установить не удалось. А между тем «Гудсан» получил серьезные по­вреждения, через большие пробоины в кормовые отсеки хлынула вода. Корабельные насосы с та­ким потоком воды справиться не могли. Чтобы продолжать борьбу за живучесть корабля, следо­вало срочно уменьшить поступление воды.

Джекки призвал добровольцев вплавь до­браться до пробоин и попытаться их заделать. По­скольку добровольцев оказалось слишком много, он выбрал механика Симпсона и еще одного опыт­нейшего матроса по фамилии Криб. Вдвоем они несколько раз спускались под воду и сумели-та­ки наложить на пробоины временные пластыри, так что поступление забортной воды снизилось на­столько, что ее вполне могли откачать корабель­ные насосы.

Пока команда «Гудсана» занималась ремонтом, на «Блае» получили приказ отбуксировать терпя­щий бедствие корабль в Плимут. Лейтенант-коммандер Блит, командир «Блая», в любой, даже самой безнадежной ситуации сохранявший спокой­ствие и невозмутимость, четко выполнил поставленную перед ним задачу. В Портленд оба кораб­ля прибыли благополучно.

Источник: Дональд Макинтайр. Охотники за подводными лодками. Британские противолодочные корабли против немецких субмарин. 1941-1944 гг. Издательство: Центрполиграф, 2002 г. с. 216-232.