2 июня 2015| редакция сайта

Роль Православной Церкви в годы войны (+ВИДЕО)

В понедельник 25 мая в библиотеке-читальне И.С. Тургенева Интернет-портал «Непридуманные рассказы о войне» провел круглый стол на тему: «Роль Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны». В работе круглого стола приняли участие: протоиерей Александр Ильяшенко, профессор Алексей Константинович Светозарский, иерей Фома Диц и Татьяна Алешина.

Участники Круглого стола: «Роль Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны»

Участники Круглого стола: «Роль Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны»

В докладах были затронуты следующие темы: Церковь и народ, Церковь и патриотизм, Церковь как организм и организация в предвоенное и военное время и сопротивление фашизму в Европе. Предлагаем Вашему вниманию видео с мероприятия и тексты докладчиков.

 

Доклад председателя редакции «Непридуманные рассказы о войне» www.world-war.ru, члена Союза писателей России, настоятеля храма Всемилостивого Спаса б. Скорбященского монастыря в г. Москве, протоиерея Александр Ильяшенко.

В первый же день войны, 22 июня 1941 года, митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский) обратился к «пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви» с посланием:

«В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва не весь мир, не коснется нашей страны. Но фашизм, признающий законом только голую силу и привыкший глумиться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на этот раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству.

Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге пред родиной и верой и выходили победителями.

Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им и по плоти, и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства.

Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых русский народ увековечил в своей славной легенде о богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, разбивших наголову Соловья-разбойника.

Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».

По всей стране в православных храмах служились молебны о даровании победы. Ежедневно за богослужением возносилась молитва «О еже подати силу неослабну, непреобориму и победительну, крепость же и мужество с храбростью воинству нашему на сокрушение врагов и супостат наших и всех хитрообразных их наветов…»[1]. Обычно, оценивая вклад РПЦ в Победу в ВОВ, говорят о ее материальном участии. Так, например, говорят о танковой колонне «Дмитрий Донской», эскадрилье «Александр Невский», о 300 миллионах рублей, собранных верующими в фонд обороны. Да, конечно, это факты, но нельзя считать, что они исчерпывают вклад Церкви в победу. Танковая колонна – это 40 танков, а за годы войны было выпущено 130 тысяч танков. За годы войны было выпущено более 100 тысяч самолетов, а не одна эскадрилья. 300 миллионов рублей за четыре года войны – это, считая, что в стране были миллионы верующих, три рубля с человека в годы войны, или 75 копеек в год. Разве эти ничтожные величины можно считать реальным вкладом РПЦ в победу русского народа? Нет, это свидетельство почти полного уничтожения РПЦ, ее унижения, а также ограбления народа безбожной большевистской властью. «Церковная организация была разгромлена. В 1939 году на своих кафедрах оставались глава Церкви — митрополит Московский Сергий, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ петергофский Николай (Ярушевич), управляющий Новгородской и Псковской епархиями, и архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский). Несколько архиереев совершали богослужения как настоятели храмов. Так, епископ Астраханский (Комаров), уволенный в апреле 1939 года на покой, в октябре того же года был назначен на место приходского священника в город Куйбышев. Вся церковная жизнь Куйбышевской епархии была сосредоточена тогда вокруг одной этой церкви.Спустя годы митрополит Сергий (Воскресенский) писал, что главной задачей Патриархии всегда было

«посильно замедлить, затормозить предпринятое большевиками разрушение Церкви. Она стремилась оградить догматическую чистоту и каноническую верность православия, одолеть схизмы, сохранить канонически законное преемство высшей церковной власти, удержать законное положение Российской Церкви среди прочих автокефальных Церквей и довести таким образом Церковь до лучшего будущего, когда после крушения большевизма, Церковь могла бы вновь воспрянуть… Работая в Патриархии, мы сравнивали свое положение с положением кур в сарае, из которых повар выхватывает свою очередную жертву — одну сегодня, другую завтра, но не всех сразу. Но ради Церкви мы все же мирились со своим унизительным положением, веря в ее конечную непобедимость и стараясь посильно охранить ее до лучших времен, до крушения большевизма».

Закрытие церквей приняло уже обвальный характер. В одном только 1937 году было закрыто более восьми тысяч церквей. К 1939 году во всей России осталось лишь около ста соборных и приходских действующих храмов. На Украине сохранилось 3% от числа дореволюционных приходов. Во всей Киевской епархии оставалось два прихода с тремя священниками, одним дьяконом и двумя псаломщиками, в то время как в 1917 году епархия насчитывала 1710 церквей, 23 монастырей, 1435 священников, 277 диаконов, 1410 псаломщиков, 5193 монашествующих».[2] Чтобы оценить реальный вклад РПЦ в Победу в ВОВ, необходимо ответить на вопрос: кто победил в ВОВ? В СМИ периодически звучит мысль о победе Советского Союза над фашистской Германией, схожая с высказанной персонажем Достоевского, Смердяковым, который говорил о войне с Наполеоном:

«…было на Россию великое нашествие и хорошо кабы нас покорили… Умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с«. И сейчас глумливо считается, что «весьма глупая» нация победила «умную». Можно твердо утверждать, что если бы этого не произошло, то, действительно, «совсем даже были бы другие порядки», а именно наступил бы «новый мировой порядок», при котором нашему народу не было бы места на земле. По замыслу Гитлера и его сообщников он подлежал уничтожению.

В советское время считалось бесспорным, что победу одержал, обладавший самым справедливым социальным строем и самой совершенной идеологией, великий Советский Союз под мудрым руководством коммунистической партии и советского правительства. Но даже сам товарищ Сталин считал иначе. Выступая на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии, 24 мая 1945 г. он сказал:

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа (Бурные продолжительные аплодисменты, крики «ура»). Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение. У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать Правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего Правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, — над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты)».[3]

Нельзя не согласиться с этой оценкой роли русского народа. Именно русский народ одержал великую Победу. Что же касается политики советского Правительства, то далеко не всегда ее можно назвать правильной, а в каких-то моментах она была просто преступной. Так, еще в 20-е годы генерал-лейтенант А. А. Свечин, получивший генеральское звание еще в Императорской армии, предупреждал:

«В настоящее время некоторые сомнения вызывает ленинградская промышленность. Невыгоды стратегического положения Ленинграда еще усугубляются удалением его от источников топлива, хлеба и сырья. Но в военное время придется считаться уже не только с накладными расходами, но с разрушающим транспорт длинным пробегом вагонов с сырьем, топливом и продовольствием, что представляет весьма нежелательное осложнение военной экономики». Далее он писал, что » мудрая экономическая политика, последовательно проводимая в течение десятилетий, может постепенно перенести центр тяжести промышленности в районы, более выгодно расположенные с точки зрения экономических условий ведения войны. Точно так же постройка могучих источников электрической энергии – Днепрострой, Свирстрой – которым в будущем суждено индустриализировать целые районы, требует не только предварительной технической и экономической, но и компетентной стратегической экспертизы«.

Компетентная стратегическая экспертиза проведена не была, зато генерал Свечин попал в руки «компетентных» органов и был расстрелян в 1938 году. Как видим, высокообразованные специалисты, способные стратегически мыслить, могли многое предвидеть, но советская власть подобных людей уничтожала и их рекомендации не учитывала, обрекая множество людей на лишения и гибель, а весь народ на неслыханные страдания и жертвы. В период Великой Отечественной войны в советских лагерях от голода, холода, лишений и непосильного труда умерло 930 тыс. человек. На фронте по приговорам военных судов было расстреляно 135 тыс. человек, т.е. в сумме более миллиона человек, которые могли бы участвовать в вооруженной борьбе с исключительно сильным противником. Таким образом, можно утверждать, что победителем над германским фашизмом явился наш народ, и именно вследствие грубых ошибок советского руководства ему пришлось вести самую тяжелую войну за всю свою историю. Русскому народу пришлось вынести неслыханные гонения и гнет со стороны советской власти, цинично именовавшей себя народной, и одновременно вести смертельную схватку с исключительно сильным и беспощадным врагом — фашистской Германией. Но «разве есть на свете такие огни и муки и сила такая, которая могла бы пересилить русскую силу?»[4] Так что же это за сила, которую никакая сила пересилить не может? Она носит характер мистический, таинственный, поэтому ответ нужно искать в духовной сфере. Святитель Лука Войно-Ясенецкий в одной из своих проповедей говорил о Камне веры:

«Но тот, кто упадет на этот Камень, разобьется; и на кого упадет он, того раздавит. Многие, многие спотыкались, и падали, и разбивались тяжко, и ушибались об этот Камень Краеугольный… Каждый, кто творит дела беззакония, кто извергает хулу из уст своих, кто малодушно отказывается исповедать перед людьми Господа нашего Иисуса Христа, падет на Камень Краеугольный и разбивается о Него. И рушится дело жизни его, основанное не на этом Камне Краеугольном, а на стремлении к благоденствию земному. На кого же падет Камень, на кого обрушивается всесожигающий, истребляющий гнев Божий? На тех, кто в делах диавольских дошел до предела, на тех, кого назвать можно слугами антихриста. И видим мы, как этот страшный камень истребляющего гнева Божия уже готов обрушиться на слугу дьявола – Гитлера и на народ, отвергший любовь Христову, сделавший знаменем своим смерть и разрушение; на народ, издевающийся над нашими святынями, разрушивший дивные храмы Божии и осквернивший тысячи и тысячи храмов наших. На этот народ уже готов упасть этот камень, и раздавит он его и сотрет его, как стирается глава змея. Скоро увидим и услышим мы этот праведный суд Божий». (20 сентября 1944 г).

Интересно отметить, что глубокий ответ прозвучал в творчестве талантливого советского поэта Константина Симонова. Талант — это дар Божий и как таковой он позволяет его обладателю проникать в духовную суть вещей. В стихотворении «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» Симонов пишет: Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в Бога не верящих внуков своих. Ни классовая борьба, ни ненависть не могут сплотить людей. Преодолеть ненавистную рознь мира сего может только святость. В годы между событиями 1917 года и Великой Отечественной войной пролег крестный путь Русской Православной Церкви и Русского Православного народа. Многие тысячи, сотни тысяч верующих людей своей жизнью и своей смертью засвидетельствовали верность Христу и Его Святой Церкви и увенчались венцами мученическими. Благодаря подвигу новых мучеников и исповедников российских, принявших на себя натиск сатанинской злобы богоборческой большевистской власти и ценою своих страданий и крови, жизни и смерти, одержавших нравственную победу в неравной борьбе, русский народ вновь обрел себя, ощутил свое духовное и национальное единство. То, что в результате революции было опорочено, осмеяно, поругано, вновь обрело свой смысл и значение. Потому и встала “страна огромная”, как один человек на “священную войну”, что «прадеды», победители в борьбе за веру и правду, вымолили у Господа верящим и не верящим в Бога «внукам своим» силу и стойкость победить в Великой Отечественной войне.

«Известна, какова в Русской земле война, поднятая за веру: нет силы сильнее веры. Непреоборима и грозна она, как нерукотворная скала среди бурного, вечно изменчивого моря. Из самой середины морского дна возносит она к небесам непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного сплошного камня. Отовсюду видна она и глядит прямо в очи мимо бегущим волнам. И горе кораблю, который нанесется на нее! В щепы летят бессильные его снасти, тонет и ломится в прах все, что ни есть на них, и жалким криком погибающих оглашается пораженный воздух«.[5]

Великая Отечественная война – это не борьба идеологий или социальных строев, это борьба за веру и правду. Вклад Церкви не поддается количественной оценке, и не может быть выражен в материальном эквиваленте. Удивительное самоотвержение, великодушие, беспримерный подвиг, который явил наш народ в период Великой Отечественной войны, и есть вклад Русской Православной Церкви в Победу над богоборческой, чудовищной по своей жестокости силой германского фашизма. Спасибо за внимание!

Доклад завкафедрой Церковной истории Московской Духовной Академии, профессора, кандидата богословия Алексея Константиновича Светозарского.

Отчасти моё сообщение связано с сообщением о. Александра (Ильяшенко), который говорил о позиции Церкви в годы Великой Отечественной войны, не столько о, собственно, церковной позиции, сколько о народном сопротивлении врагу. Я постараюсь поговорить о Церкви, как об общественном институте, говоря светским языком, о её положении накануне и в начале Великой Отечественной войны.

Действительно, цифра действующих храмов на территории СССР в центральной части страны, скажем, на 1939-й год колеблется, но более уточнённой считается цифра — 400 храмов — это на всю страну только в городах. Были области, где не было ни одной церкви на тот момент. Это результат гонений. Закрытие храмов регулярно наступательно практиковалось в годы великого перелома с 1929 года. Эта волна началась немного раньше, в конце 1928 года, и продолжалась до самого начала войны. Это результат большого террора, когда пострадало наибольшее, пожалуй, количество представителей духовенства: тех, кто не отрёкся, даже если не состоял на реальной церковной службе, то есть не служил, а проживал как частное лицо – всё равно по принципу классового подхода, как представитель некой потенциальной «пятой колонны», подлежал уничтожению. Но есть и другая сторона.

В своё время в отроческом возрасте, будучи любознательным мальчиком, я читал на даче своей тётушки «Малую советскую энциклопедию». По-моему, это был том за 1934 год. Статья «Русская православная церковь» начиналась примерно так: «таковая в настоящее время на территории СССР не существует, существуют группировки». И дальше перечислялись: староцерковники, тихоновцы, обновленцы, григорьевцы. Все эти группировки стояли в оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому), так называемые «непоминающие». Другой информации не было. Энциклопедия отмечала внутренний раздор Церкви, о чём мы сегодня очень часто забываем. Для современников всё это были раскольники. У нас взгляд ретроспективный.

Православные верующие люди, которые жили тогда, не общались. Священники выезжали на дачу с семьями, снимали один дом и не общались, потому что к разным течениям принадлежали – нельзя было общаться. Этот момент тоже очень прискорбный нельзя не учитывать. То есть не только внешнее давление, но и внутреннее разделение отчасти, спровоцированное извне, потому что политика советских органов карательных изначально строилась на принципах «разделяй и властвуй».

Что касается положения Москвы, к этому времени, было не больше 20-ти действующих храмов. Центром являлся храм Богоявления в Елохове с 1938–1939 гг. после того, как был уничтожен одноименный храм в Дорогомилово тоже Богоявленский, стоявший на площади перед Киевским вокзалом. Собор очень большой. Прихожан числилось (хотя у нас не было фиксированного принципа членства) примерно 25 000 человек. Это рабочая окраина, это рабочие фабрик и заводов Лефортово. Они довольно мужественно отстаивали храм, который несколько раз пытались закрыть. Храм – своего рода такая парадная витрина, совершаются торжественные богослужения, множество архиереев, протоиереев в митрах, прекрасный хор – всё это красиво, иностранцы могут посмотреть и убедиться в том, что в СССР полная свобода совести. А вот один из иерархов, посетивший митрополита Сергия, приехал (тогда Патриархия была в Сокольниках) и тот услышал от него следующее: «Владыко, сейчас нас повезут, но не я Вас повезу, и не знаю куда». То есть была ситуация та самая, когда было ощущение сравнения, которое процитировал о. Александр в своем докладе, с «обитателями курятника», которых по одному куда-то забирают.

И, тем не менее, когда началась война митрополит Сергий (это устойчивое такое предание, которое почему-то стали отрицать в последнее время), вернувшись после Литургии в здание Патриархии, узнав о начале Великой Отечественной войны, пишет своё первое послание. Здание Патриархии – это домик 1913 года постройки, он не сохранился до нашего времени, в Баумановском переулке. При Хрущеве была произведена перепланировка улицы и его сломали. В нем также жил митрополит Николай Ярушевич, последний его обитатель. А тогда это был «терем-теремок». Это была и резиденция патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия Страгородского, и его канцелярия, там и келейники жили, и какие-то матушки-монахини, которые обслуживали хозяйство. С другой стороны домика, располагался одноэтажный дом с мезонином, по две квартиры с двух сторон, там было и епархиальное управление, условия были предельно скромными. Это тоже очень показательный момент, что в час испытаний, действительно, предельно аскетический образ жизни без всякого ропота проводили наши иерархи. Представьте себе, кто такой Сергий Страгородский? Это блистательный ректор Петербургской Духовной Академии, член Синода, человек, украшенный шитыми звёздами, лентами, разъезжавший в силу своего положения в карете, – смиренно, может быть, какой-то транспорт наёмный и был, в общем-то, но в эвакуации по Ульяновску он ходил пешком. И когда ему власти выделили большой, хороший дом для жилья, он отказался, потому что старику было очень трудно ходить под горку. Не было у него транспорта в условиях военного времени. И вот он направляет Послание.

Такой интересный момент, о. Александр об этом упомянул, в Послании идёт пара фраз о знаменитой лояльности, которые вызвали столько споров, у этой самой правой оппозиции — «наши радости – ваши радости», передразнивали его. Но ведь, если эти слова в 1927-м году мы хотим, оставаясь православными христианами, и осознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой, вроде бы наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. В 1927-м году звучали сомнительно на фоне разных политических событий, то в 1941-м году вряд ли кто-то с этим мог поспорить. И Сергий как бы напоминает: вот вы разбегались от меня, как тараканы, по всяким оппозициям, я должен был, может быть, превышать свои полномочия, вас подвергать прещениям, и вот посмотрите, что получается – мы стоим перед лицом самого страшного и безжалостного врага. Он удивительный был человек, не было никакой истерики в его действиях. Это человек, который очень много пережил: три революции, несколько войн, в том числе Первую Мировую и Гражданскую, был свидетелем многих трагических событий. И мы видим некую уверенность, молитвенную уверенность, которую он вселяет в других людей. Второй важный момент – 10 августа 1941 года, мы сейчас читаем (не хочу никого осуждать, тем более покойников), но иного молодого богослова миссионера читаешь: «ты такой, ты сякой – все в аду!» Ему около 30 лет, а он всех отправил в ад! Мудрый Сергий выходит 10 августа и произносит то, что ждут мамы, то, что ждут бабушки, невесты, жёны: можно ли молиться за вот этих «в Бога не верящих внуков своих»? – Можно! Нужно! Сергий обосновывал так, что мы не знаем, каков последний час человека? Что будет думать в последнюю минуту? Прямо говоря, что покаяние не закрыто ни для кого. Люди молятся и с этого момента, конечно, получают утешение.

Посланий от него исходит за время войны более 20-ти, большая часть была написана в Ульяновске, куда он попадает случайно, потому что всех глав конфессий православной церкви, обновленческого течения, старообрядческой, а также евангельских христиан-баптистов вывозят в эвакуацию в г. Чкалов (так тогда назывался Оренбург). Сергий по пути заболел. Консилиум врачей принимает решение – везти его дальше нельзя. Ну, старец уже. Больной, у него высокая температура. Так всех высаживают благодаря ему в Ульяновске.

И я имел такую радость, прямо скажем, недавно совсем быть там, пройтись по местам, связанным с именем митрополита Сергия Страгородского, бывшего там в эвакуации. Осталась маленькая кладбищенская церковь, совершенно роскошная в стиле русский модерн. Она очень маленькая, служить он в ней не мог, было тесно. Поэтому был передан дом тогда на улице Водников, 15, где какое-то время совершала богослужения католическая община (она была разогнана к тому времени и храм закрыт). Ему передали это здание прямоугольное, продолговатое и какие-то подсобные помещения. Это была патриархия. Храм освятили в честь Казанской иконы Божией Матери – самая патриотическая икона в русской традиции. Поразительно и показательно, конечно, то, что этот храм и все эти здания были уничтожены в период хрущевского гонения, то есть вся Церковная история в военное время была перечёркнута в 1959 году «по просьбе трудящихся», как это обычно делалось. Колокольный звон, который мешал, послужил причиной закрытия храма и якобы его аварийное состояние. Здание разобрали. Сейчас на его месте жилой дом, ничего не осталось. Но эта церквушечка замечательная, что рядом со старинным кладбищем осталась, и напоминает нам о Сергии.

Напоминает о нём и его распорядок дня, который он соблюдал неукоснительно с момента своего пострига. Подъём в 5 часов утра. Дальше иноческое правило. После этого либо богослужение в храме, либо он вычитывал или ему читал келейник богослужение суточного круга: полуночница, утренняя, часы изобразительные. После этого библейский час. Читает библию на трёх языках: на греческом, еврейском и славянском, которые знал. В 9 часов легкий завтрак. Приём посетителей до обеда. Лёгкий обед в районе 15-ти часов. Небольшой отдых, корреспонденция, чтение газет (во время войны особенно) и вечернее правило. Об ужине он часто забывал. Ночью вставал для того, чтобы прочитать чин 12-ти псалмов. Кто себе представляет, что это такое хотя бы визуально, тому всё понятно.

Очень интересно рассказывает его келейник, впоследствии бессменный Псковский митрополит Иоанн Разумов, как он молился в ночь перед тем, как объявили поражение германских войск под Сталинградом. Болен он был, у него была температура, но ложась спать, сказал, что всё кончится добром. Утром по радио объявили о капитуляции Паулюса, о сдаче его в плен. Я думаю, что тут ничего не прибавить к образу Сергия. Может быть только один эпизод. В книге «Патриарх Сергий и его духовное наследство» его келейник рассказывает, как Сергий гуляет пешком, естественно, где-то около своего дома. Тут какая-то женщина плачется, рассказывает, что погибли родные, какие-то там проблемы, не на что жить. Война есть война. «Батюшка! Батюшка, помоги», – она не знает, кто он. Он ходил, ходил, вынул золотые часы и ей отдал. Именно поэтому на юбилей ему были подарены золотые часы. Не потому, что он любил их или коллекционировал, а потому, что он свои отдал. Надо понимать, что такое золотые часы. В те времена это предмет самостоятельности мужчины.

Момент был такой непонятный, необъяснимый для историков – Сергий ни на кого не оглядывался, начиная свою каноническую деятельность – говорит о том, что это веление его сердца. Можно предполагать какой-то политический расчет, что он действует правильно. Но мы не знаем никаких случаев контакта с властями. Церковь тогда курировала НКВД. Просто не знаем, может, такое и было. Потому что должны были идти какие-то переговорные процессы. Но так получается, что он действовал по своей воле. В 1942 году он отправляет Сталину телеграмму с просьбой открыть счёт на танковую колонну. Отец Александр правильно заметил, материальный вклад не мал, но и не большой, но это «лепта вдовицы». Последнее, для сравнения вся Русская Православная Церковь построила эскадрилью самолётов «Александр Невский». Такую же эскадрилью построили, кажется, старые мхатовские актёры на собранные ими средства. Дело совершенно не в материальном вкладе.

Сталин отвечает, и это первый зафиксированный контакт, в газете это публикуют: «Передайте мой привет и благодарность Красной Армии. Распоряжение об открытии счёта получено». Что это значит? Впервые с 1918 года Русская Православная Церковь получает ограниченные права юридического лица. Перед началом войны у Сергия не было ничего. Была печать и печатная машинка, на которой он печатал – множительная аппаратура, как в наши с вами времена ксерокс, который охранялся, запирался. Машинки все были на учёте, но ему полагалось. И больше ничего. Делопроизводство велось от руки. Церковь была настолько атомизирована, и вдруг такая резкая перемена, но не сразу. Например, власти, видимо, дают разрешение на хиротонию епископов — 4 человека в церковном управлении, есть настоятели соборов, но это один, два от силы. Всё. Остальные сидят либо их уже нет, либо живут как частные лица. И вот начинаются хиротонии в 1942 году прямо там в Ульяновске, одна в Куйбышеве 25 декабря 1941 года торжественно демонстрирует о том, что в советской России, в Советском Союзе всё прекрасно. Весь дипкорпус эвакуирован в Куйбышев, вторую столицу. Сергий торжественно проводит хиротонию, ему важно, чтобы епископ появился, иначе мог пресечься у нас епископат. И дальше пошло. В основном, это вдовые протоиереи, в том числе довольно пожилые. Его сокурсник по академии, впоследствии владыка Варфоломей Городцев, замечательный новосибирский архиерей, интересовавшийся богословием старой школы. В Ульяновске проходят два архиерейских собора. Это Собор, осудивший коллаборационистов. Во-первых, все, кто сотрудничал с немцами в годы войны, были преданы церковному прещению, как изменники Креста Христова и Отечества, осуждены. И второе решение – это решение о предизбрании митрополита Сергия Патриархом, нового кандидата нет.

Дальше всё происходит как в сказке. Сергия долго не выпускают из эвакуации. 31 августа 1943 года он приезжает в Москву. В ночь с 4-го на 5-е сентября приезжает в Кремль. Ночью. Там всё обставлено в духе товарища Сталина. Режиссура. Правительственные ворота. Там стоит красноармеец со штыком. Проходит по лестнице, устланной ковровой дорожкой. Происходит встреча. Во-первых, представляют трём иерархам Сергию митрополиту Страгородскому, местоблюстителю патриаршего престола, Алексию Симанскому Ленинградскому и Новгородскому и Николаю Ярушевичу нового обер-прокурора. Говорят о том, что образован орган, Совет по делам Русской Православной Церкви, который будет помогать церкви взаимодействовать с правительством. Модель привычная.

Дальше самое важное. Я обращу внимание особо на этот момент. О чём просят иерархи: избрание Патриарха, вопрос кадров, вопрос духовного образования, вопрос освобождения арестованных. Дерзают и подают список арестованных Сталину. Причём Сергий подаёт своих противников, которые в том числе обливали его грязью и считали безблагодатным. Это тоже показательный момент. О ком он знал, надеялся, что они живы. Сталин просит проявить большевистский темп. Уже 8 сентября 1943 года Архиерейский Собор. 19 архиереев избирают Сергия Патриархом. Реакция по ту линию фронта — Сергия-младшего Воскресенского экзарха Прибалтики, который тесно с немцами общался, вынуждают Сергия-старшего осудить. Он отказывается. После этого вскоре погибает. Берут архиереев Русской Православной Церкви за границей, как Карабас-Барабас кукол собирают и в Вену, где происходит архиерейское совещание, осуждающее избрание Патриарха Московского и Всея Руси. В 1944 году после кончины Патриарха Сергия, когда был избран Патриарх Алексий I, по ту сторону линии фронта было не до того, были заняты совсем другими житейскими делами…

Доклад клирика храма Всемилостивого Спаса б. Скорбященского монастыря в г.Москве, иерея Фома (Диц).

Новомученик Александр родился в г. Оренбурге 16 сентября 1917 г. в семье Шморелей — немцев, давно живших в России, но сохранявших германское подданство. Отец его, Хуго, был врачом и трудился в Университетской клинике в Москве. Первая мировая война вызвала всплеск враждебности к немцам в России, административные ограничения, даже ссылки. Пришлось вернуться в Оренбург, где у большой семьи Шморелей был свой промысел. Мать Александра — Наталья Петровна Введенская, была из благочестивой семьи, отец ее был православным священником. Всю жизнь Александр сознавал себя православным.

Такому восприятию способствовал образ матери, которая умерла от тифа, когда Александру было немногим больше года. Способствовала исповеданию православия будущего мученика и простая русская женщина Феодосия Константиновна Лапшина. В семье Шморелей ее звали «няня». С ними она, как мнимый член семьи, выехала в Германию в мае 1921 года, когда Шморели решились, ввиду установления на Руси богоборческой коммунистической власти, воспользоваться последней, пожалуй, возможностью покинуть страну, утопавшую в беззаконии и разрухе.

Переселившись в Мюнхен, в семье сохранялся русский язык и русский уклад жизни. Атмосфера в семье была дружной. Александр любил жизнь, хотя в общении был очень сдержанным, отчасти стеснительным. При этом он был волевым и определенным, действовал по собственному выбору. Кому хотел, открывался, и тогда покорял в общении, располагал к себе людей. В сущности, Александр предпочитал уединение, или дружеские беседы наедине с немногими близкими ему людьми. Душа будущего мученика жаждала свободы – и устремилась к духовной свободе. Александр думал и писал о том, насколько ценны и необходимы свобода мысли и бесстрашная самостоятельность воли. Роман Достоевского «Братья Карамазовы», оставил в его душе неизгладимый след.

С целью поскорей разделаться с военной службой Александр добровольно вступил в армию, в артиллерийско-кавалерийскую часть в Мюнхене. Здесь его настиг глубокий кризис в связи с внутренним сопротивлением армейской дисциплине и нежеланием приносить присягу «вождю» Гитлеру. Его отец и командир помогли Александру преодолеть тяжелое состояние, и он продолжал служить, вступал с немецкой армией в Австрию и в Судетскую область (1938). Ощутимо надвигались грозовые тучи войны, и Александр был озабочен тем, что ему придется, возможно, выступить на стороне Германии против России. Медицинское образование давало возможность в случае войны служить людям, спасать жизни, а не убивать. Вместе с ближайшим другом Христофом Пробстом они решили поступать на медицинский факультет.

Когда Гитлер напал на Советский Союз, Александр был в походе в Альпах с друзьями – известием этим он был раздавлен. Всем своим существом он отрицал большевизм, но воспринял это нападение как нападение на Россию. Стали доходить обрывочные сведения о преступном отношении нацистов к населению занятых на востоке областей, о начавшемся уничтожении евреев. Решению выступить активно против нацистского режима предшествовал период, в котором Александр организовывал «литературные чтения», вместе с товарищами, в доме своих родителей. В то же время его медицинское обучение отступило для Александра на второй план.

В самом узком кругу уже родилась мысль действенного сопротивления через распространение вольного слова. Четыре листовки «Белой Розы» были созданы и распространены в краткий период 27 июня по 12 июля 1942 года. Они написаны были Александром Шморелем совместно с Хансом Шоллем, перед тем, как 23 июля оба были отправлены со 2-й студенческой ротой на восточный фронт, в Россию.

Из 2-ой листовки «Белой розы»: «Нельзя рассматривать с духовной точки зрения национал-социализм. Неверно говорить о национал-социалистическом мировоззрении. Действительность представляет нам совершенно иную картину: уже с первого ростка это движение вводит в заблуждение человека, хотя гнилое изнутри, но пустило корни и имеет развитие лишь посредством постоянной лжи».

В четвертой листовке Александр Шморель и Ханс Шолль переходили к прямому обличению Гитлера:

«Кто считал убитых, Гитлер или Геббельс? — скорее, никто из них. В России ежедневно гибнут тысячи. Это время урожая, и коса́рь со всего размаха вреза́ется в зрелое жи́то (Korn). Печаль приходит в родные дома́, и некому вытереть слезы матери. Гитлер обманывает тех, чье самое дорогое он украл и отправил на бессмысленную смерть. Каждое слово, исходящее из уст Гитлера, — ложь: если он говорит «мир», то подразумевает войну, и если он самым кощунственным образом упоминает имя Господа, то имеет в виду власть зла, падшего ангела, сатану. Его рот — это зловонная пасть преисподней. Его власть порочна в своей су́ти. Очевидно, необходимо рациональными средствами вести борьбу против национал-социалистического террористического государства. […] За конкретным, за осязаемым, за всеми обстоятельными логическими рассуждениями стоит иррациональное, это — борьба против демона, против посла Антихриста…».

В тюрьме, понимая, что живым он из нее уже не выйдет, Александр изложил свои мысли на тему Христовой истины и правды. Этот рукопи́сный текст сохранился. Александр назвал его «Политическим исповеданием», но суть его гораздо глубже простой «политики». В нем, конечно, речь о воле народа, о необходимости свободной оппозиции для критики и исправления ошибок правительства, о недопустимости насилия, о естественном различии народов при выборе их пути; к недостаткам демократий Александр относился критически; национал-социализм резко отвергал за создание системы страха, захватническую политику и насилие; высказывал, вместе с тем, пожелание крушения большевизма, только не ценой столь великой потери для России ее территорий; для России Александр личное предпочтение отдавал царскому правительству при должном его отеческом отношении к народу, считал его для России наиболее подходящим и желательным; для будущего Европы он желал братского единения народов. Обличив насильнический путь, на который встало «немецкое правительство», Александр переходит к положительному своему видению будущего Европы: «Народ вполне вправе встать во главу всех других народов и вести их к конечному братству всех народов – но ни в коем случае не насилием. А только в том случае, если он знает спасительное слово, выскажет его, а затем все народы добровольно последуют ему, постигая истину и веруя в нее. Этим путем, я уверен в этом, в конце концов, произойдет братское единение всей Европы и мира, на путях братства, добровольного следования». И вот он желал скорейшего конца войны, прекращения этой бо́йни (Massaker).

У Александра была мысль остаться в России, и в его письмах вновь и вновь звучит мечта о возвращении на Родину. Но вместо исполнения этой мечты, он избрал иное. Он ощущал ответственность за друзей и за общую дальнейшую деятельность в Германии. В письме в Россию, он упоминает свою тягу вернуться, но противопоставляет ей чувство долга:

«Беспокойство, ужасное беспокойство – вот основная черта моей здешней жизни. Я бы здесь больше не выдержал, если бы не имел здесь некоторых обязательств. Только они дают мне моральное право оставаться здесь. Я должен пока еще здесь оставаться. Когда эти обязательства закончатся, то закончится и мое пребывание в Германии» (09.12.1942 – пер. с нем.).

По возвращении из России круг друзей и объем деятельности «Белой Розы» значительно расши́рился. Количество листовок перешло из сотен в тысячи. Александр не только участвовал в самых рискованных операциях по рассылке листовок, но и писал метро́выми буквами на стенах Мюнхена лозунги. Впоследствии он скажет на следствии:

«То, что я делал, я делал не неосознанно, наоборот, я даже рассчитывал на то, что в случае расследования мне придется расстаться с жизнью. Я просто перешагнул через все это, потому что мой внутренний долг действовать против национал-социалистического государства стоял выше этого» (Допрос 26.02.1943, С. 13 об.).

Александр при всем этом не только занимался рисованием, но и продолжал учиться. Летом 1943 года он должен был после 10 семестров обучения окончить университет и стать врачом. При неосторожном сбросе листовок в вестибюле Мюнхенского университета арестованы были Ханс Шолль и его сестра София. Узнав об этом на пути в университет, Александр решил бежать. Его поддержал верный друг, Николай Д. Николаев-Хамазаспян, дал паспорт, одежду, деньги. Но перейти Альпы не удалось, и Александр вернулся в Мюнхен. Не зная, что уже объявлен уголовный розыск, он при налете бомбардировщиков был вынужден войти в бомбоубежище. Там он был узнан. И предан. Ночь 24 февраля 23:30. Александр не знал, что его друзья Ханс и София Шолль и Христоф Пробст были уже осуждены на смерть и 22 февраля казнены. Их могилы совсем недалеко от места погребения Александра Шмореля.

Почему Александр Шморель причислен к лику святых? На первый взгляд кажется, что его дело «политическое», поскольку никто от него не требовал отречения от Христа. Необходимо вскрыть духовные измерения его подвига, чтобы явным стало: Александр выступил против богоборцев, следуя дару, принятому в крещении. Следование Христу и заповедям Его.

Митрополит Онуфрий, Черновицкий и Буковинский, на прославлении мученика Александра отметил, что Усекновение главы св. Иоанна Предтечи, например, было следствием обличений Ирода за нарушение заповеди, за блудную связь. Подвиг мученика Александра изобличает богоборческую и преступную власть, и этим ложность безусловной покорности по отношению к любой власти, только потому, что она есть власть. Законопослушность христиан знает внутреннюю границу: заповеди Христа. Подвиг мученика Александра не вписывается в стереотипы привычного политического противостояния, а зовёт к высшему разумению – и к покаянию. Нельзя говорить о нем только как об «антифашисте», это значило бы – пройти мимо его креста, не видя тех высших измерений, которые присутствуют в его служении. Это значило бы унизить его дело, оправдывать нацистов, которые приписывали ему коммунизм.

Вскоре, совсем близко ко дню кончины Александр напишет сестре:

«Ты вероятно удивишься, если я напишу тебе, что внутренне я становлюсь с каждым днем все спокойнее, даже радостнее и веселее, что мое настроение в основном лучше, чем оно было раньше, на свободе! Откуда это? Я хочу сейчас рассказать тебе об этом: все это страшное «несчастье» было необходимо, чтобы наставить меня на правильный путь – и потому на самом деле оно вовсе не было несчастьем. Я радуюсь всему и благодарю Бога за то, что мне было это дано – понять указание перста Божия и через это выйти на истинный путь. Что знал я до сих пор о вере, о настоящей, глубокой вере, об истине, последней и единственной, о Боге? Очень мало! Теперь же я достиг того, что даже в моем нынешнем положении весел, спокоен и в благо́м расположении – будь, что будет. Я надеюсь, что вы также прошли сходный путь развития, и что вы со мной вместе после глубокой боли разлуки достигли того состояния, при котором вы благодарите Бога за все» (02.07.1943).

В пять часов утра 13 июля 1943 года – в день собора свв. Двенадцати Апостолов Александру сообщили о предстоящей в 17 часов казни. Александр написал последнее письмо родителям, еще надеявшимся на иной исход дела:

«Итак, все же не суждено иного, и по воле Божией мне следует сегодня завершить свою земную жизнь, чтобы войти в другую, которая никогда не кончится, и в которой мы все опять встретимся. Эта встреча да будет вашим утешением и вашей надеждой. Для вас этот удар, к сожалению, тяжелее, чем для меня, потому что я перехожу туда в сознании, что послужил глубокому своему убеждению и истине. По всему тому, я встречаю близящийся час смерти со спокойной совестью. Вспомните миллионы молодых людей, оставляющих свою жизнь далеко на поле брани — их участь разделяю и я. Передайте самые сердечные приветы дорогим знакомым! Особенно же Наташе, Эриху, Няне, тете Тоне, Марии, Аленушке и Андрею. Немного часов и я буду в лучшей жизни, у своей матери, и я не забуду Вас, буду молить Бога об утешении и покое для вас. И буду ждать Вас! Одно особенно влагаю в память Вашего сердца: Не забывайте Бога!!! Ваш Шурик».

[1] Прот. В. Цыпин. История РПЦ. Издание Сретенского монастыря. М. 2006 с. 451. [2] Прот. В. Цыпин. История РПЦ. Издание Сретенского монастыря. М. 2006 с. 446. [3] Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М. 1947. С. 196-197. [4] Н.В. Гоголь. Тарас Бульба. [5] Н.В. Гоголь. Тарас Бульба.

Интернет-портал «Непридуманные рассказы о войне» www.world-war.ru

Читайте также: Дискуссия: «Роль Православной Церкви в годы войны» (+ВИДЕО)

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)