20 августа 2010| Дериенко Эдуард Дмитриевич

В июньский полдень окончилось мое счастливое детство

В 1936 году наша семья получила жилье в г. Калининграде Московской области. Отец работал слесарем-инструментальщиком на заводе им. М.И.Калинина. 22 июня 1941 года. Солнечное, теплое утро. В этот день мы собирались с отцом ловить тритонов в небольшом озерце недалеко от нашего дома. Но в полдень было сообщено о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Так окончилось мое счастливое детство.

У отца перед войной была закрытая форма туберкулеза, но, несмотря на болезнь, в первые же дни он был отправлен на строительство оборонительных сооружений на подступах к Москве. Я, мама, младшая сестра и 16-летняя тетя, остались одни. Для того чтобы нас прокормить, мама вынуждена была ездить по деревням, чтобы обменивать вещи на продукты.

Город начал перестраиваться на военный лад. Большие кирпичные дома были перекрашены для маскировки, на крышах были установлены зенитные орудия и крупнокалиберные пулеметы. На двухэтажных домах появились пункты наблюдения, в которых каждую ночь дежурили добровольцы. В первые дни войны почти во всех домах была отключена электроэнергия, и все вечера мы проводили при свете керосиновых ламп. Был введен режим светомаскировки, нарушение которого строго наказывалось. На окна были наклеены крест-накрест полотняные полосы. По городу ходили патрули, которые заходили во все дома и проверяли документы. А по вечерам объявлялась воздушная тревога. Завывания сирены никогда не забыть. По сигналу воздушной тревоги все жители города, за исключением дежурных на крышах, должны были бежать в бомбоубежища.

Однажды я сидел у окна и вдруг вдоль улицы на небольшой высоте пролетел немецкий самолет, послышались звуки выстрелов из пулемета, и через некоторое время раздался взрыв. Это была единственная бомба, сброшенная на наш город. Она взорвалась на железной дороге. Каждый день на улицах города валялось много листовок, сброшенных с немецких самолетов, но поднимать их было нельзя — за это можно было серьезно пострадать.

В сентябре вернулся отец и сразу же был призван в армию. Он прошел всю войну от Москвы до Кенигсберга, был ранен и контужен. У него были повреждены пальцы на правой руке, что во многом повлияло на его дальнейшую судьбу.

В городе становилось все беспокойнее. Появилось много военных. Потом началась эвакуация предприятий и учреждений. Завод им. Калинина был эвакуирован в г. Свердловск. Люди уезжали, взяв с собой только самое необходимое.

Наступила осень, и в октябре немцы приблизились к Москве. Город стал готовиться к обороне. Строились противотанковые заграждения. Пилили многолетние сосны на высоте нескольких метров и все связывали проволокой. Мы стали готовиться к отъезду. Все вещи, которые мы не могли взять с собой, закопали в подвале. Это было в начале декабря. А на следующий день мы проснулись от тишины — началось наступление наших войск, и мы остались дома.

Жить становилось все труднее. Постоянно хотелось есть, и мы утоляли голод как могли. В рот шло все более или менее съедобное. Любимым лакомством был жмых, комбикорм. Осенью мы часто ходили в лес и собирали заячью капусту, орехи. Мы заметили, что когда во рту есть что-нибудь, голод переносится легче, поэтому мы собирали гудрон и держали его во рту. В это время к нам поселили летчиков с нашего аэродрома, и жить стало немного легче — они делились с нами своим пайком.

Очень голодной была весна 1942 года. Мы были вынуждены собирать оставшийся в земле замороженный картофель. На помойках искали картофельные очистки, варили их и ели. Потом нам выделили участок под огород, и мы посадили картофель, который осенью дал неплохой урожай.

Мне едва исполнилось 7 лет, но я уже должен был помогать матери: копать землю, пилить и колоть дрова. Сбор урожая превращался в большой праздник: мы не могли дождаться, когда затопят плиту на кухне, и мы сможем напечь картошки. Масла для жарки не было, для этого использовался рыбий жир. В магазинах продавались искусственные жиры: комбижир, маргусалин. Нас выручал самовар, который нагревался шишками. Правда чая не было, пили разные отвары.

Весной 1942 года в город были эвакуированы работники одного Ленинградского предприятия и завод начал работать. К нам поселили пожилого инженера дядю Ваню, который помогал нашей семье как мог. Мама пошла работать на завод, а тетя в открывшееся ремесленное училище №3. В мастерских училища изготавливали корпуса мин для минометов. Учащиеся, мальчишки 12-14 лет, работали как взрослые рабочие по 10 часов. Передвигались по городу только строем и с песней. Дисциплина была очень жесткой: за опоздание даже на несколько минут ребят, как и взрослых, отдавали под суд. В 1942 году моя тетя, Варвара Кукушкина, за опоздание на работу на 5 минут была осуждена на 5 лет. У нее заболела двухлетняя дочка, и она задержалась у врача. В тюрьме тетя Варя узнала о смерти своей дочери, и у нее парализовало левую сторону лица.

В начале войны были введены продовольственные и промтоварные карточки. Действовали они месяц, затем выдавались новые. На ребенка полагалось 300 г хлеба, какие-то жиры, сахар. Потерять карточку было равносильно смерти. Все жители были закреплены за определенными магазинами, но гарантии получить свою пайку не было. Приходилось вставать в 5 утра и занимать очередь. Хлеб был весовой, необходимый кусок отрезался от буханки, а чтобы получить нужный вес давали довески. Я каждый раз мечтал, чтобы довесок был маленьким, и если я его съем, то будет незаметно. Хлеб был горьким и твердым, вероятно, в него что-то добавляли.

Рабочие завода получали талоны на дополнительное питание на фабрике. Многие отдавали свои талоны детям. Питание состояло из жиденького супа и кусочка хлеба, но и это было очень хорошо.

В начале войны в город было переведено ЦКБ, в котором были разработаны 76-мм пушки, сыгравшие большую роль в разгроме фашистских войск. Такая пушка стоит в Протвино на мемориале «Рубеж обороны Москвы». Испытывались эти пушки на полигоне, огороженном колючей проволокой. На полигоне было много земляники, и мы, несмотря на запрет, пролезали под проволокой и собирали ягоды. А над головой свистели пролетающие снаряды.

Уже в 41 году в городе стали появляться жертвы войны: безногие, безрукие, слепые, сошедшие с ума. Видеть открытые культи было страшно. И с каждым днем инвалидов становилось все больше и больше. Многие инвалиды побирались, а собранные за день подаяния пропивали в пивнушках – их называли «Голубой Дунай».

В 1943 году я поступил в первый класс неполной средней школы №3. Моей первой учительницей была замечательный человек Таисия Михайловна Перцева. В первом классе было всего четыре предмета: чтение, письмо, арифметика и военное дело. Преподаватель, инвалид, учил нас ходить строем, показывал приемы рукопашного боя. В сентябре нас 7-8 летних посылали на уборку картофеля в колхоз «Куракино». 5 километров пешком, в любую погоду.

Класс, в котором учился Э. Дериенко

В декабре 1943 года мы закончили изучать буквы и сразу же записались в библиотеку. Читали мы очень много. Чтобы получить интересную книгу приходилось ждать довольно долго. Любимыми книгами были книги о войне, произведения Жюля Верна, Майн Рида, Гайдара, Конан Дойля, Твардовского и многих других. Учились ребята очень прилежно. Из 40 человек 25 окончили первый класс с Похвальной грамотой.

В школе на первом и втором этажах размещался военный госпиталь, а мы учились на третьем. Здание отапливалось от собственной котельной, и в классах было довольно тепло. На уроках нас учили вышивать. Мы готовили подарки, которые отправлялись на фронт. В этих посылках были и кисеты, вышитые нашими руками. Несколько раз мы выступали перед ранеными в госпитале.

Во время войны и после нее в школе нас немного подкармливали. Давали кусочек хлеба, 50 г, и конфетку-подушечку. Мы все мечтали быть дежурными — дежурному доставались крошки и горбушка.

В 1944 году власти приняли решение о раздельном обучении мальчиков и девочек. 3 школа стала женской, а мальчиков перевели в среднюю школу №1. В этой школе было намного хуже. Классы почти не отапливались. Зимой на уроках мы сидели в верхней одежде. В сильные морозы замерзали чернила. Не хватало учебников, тетрадей. В те годы писали перьевыми ручками химическими чернилами. Чернильница размещалась на парте. Парты были черного цвета, с откидывающейся крышкой. Скамейка наглухо соединена с партой. От учеников требовалось писать чисто, без клякс, красиво. А посадить кляксу было очень просто: мокнул перо слишком глубоко, подцепил какой-нибудь волосок и на тетради появляется фиолетовое пятно. Один учебник на 3-4 человек. Писали на полях газет. И, тем не менее, учились хорошо.

Но закончить 2 класс вместе со всеми мне не удалось. В феврале я сильно простыл. Началось воспаление легких, которое перешло в бронхоаденит. Меня направили в детский туберкулезный санаторий. В нем я был днем, а вечером возвращался домой. Учебы почти не было. Помогали мои одноклассники, которые регулярно приносили домашние задания. Весной, я написал контрольные работы с хорошими оценками, и меня перевели в 3 класс. А мое состояние ухудшалось с каждым днем. Днем я чувствовал себя не плохо, но вечером температура поднималась за 40. Меня трясло, временами я терял сознание. Врачи сказали, что спасти меня может только перемена климата.

В апреле 1945 года к нам приехал брат матери дядя Коля. Мы считали его погибшим, но, несмотря на все страдания, он выжил. По профессии он железнодорожник, в 1941 году занимался уничтожением железнодорожных путей после ухода наших войск. Под Одессой попал в плен и был отправлен в Польшу на принудительные работы. Несколько раз пытался бежать, но неудачно. В последней попытке дяде Коле удалось добраться до Полтавской области, где его свалила болезнь. Когда очнулся, то увидел около себя полицая. Но полицай его не выдал. Дядя Коля начал работать в МТС электромехаником. Но его не оставляли мысли о возвращении на железную дорогу. Для этого он и приехал в Москву. Но ему отказали, и он уехал обратно. А для меня это было спасением. Меня стали готовить к поездке на Украину.

В конце войны выезд на территорию, в которой были немцы, был сильно затруднен. Требовался специальный пропуск, который выдавала военная комендатура. Маме удалось пройти все формальности, и в начале июня 1945 года на поезде Москва-Одесса мы отправились к моему дяде. Поезд был забит до предела, нам удалось забраться только в тамбур, но тут у меня начался приступ. Очнулся я на следующее утро в купе проводника. Эта женщина сжалилась надо мной. Поезд шел очень медленно. Вдоль путей валялись сгоревшие паровозы, вагоны. Через сутки мы приехали на нашу станцию. Но самое главное, у меня полностью прекратились приступы, и через несколько дней я уже бегал босиком.

Дядя жил в поселке Чернухинской МТС (Машинотракторная станция) Чернухинского района Полтавской обл. Уходя из поселка, немцы пытались его сжечь, но местным жителям удалось спасти большинство строений. МТС обслуживала колхозы района. Работали ремонтные мастерские, имелся большой машинный двор. Люди жили в бараках, а несколько семей в землянках.

Местные жители узнали, что дядя привез больного ребенка. И мне несли разные продукты: сливочное масло, мед, ягоды, фрукты и т.п. Все семьи имели большие участки земли, на которых выращивались разные овощи. Многие держали скотину и птиц. Климат, хорошее питание прогнали болезнь и, когда я вернулся домой, на легких остались только рубцы.

В январе за мной приехал мой отец, и я вернулся домой. В 1946 года наша семья стала больше: родилась сестренка Таня. И забот у меня прибавилось. В том году к послевоенной разрухе прибавилась сильнейшая засуха. И как следствие этого, в 1947 году снова пришел голод. Через год были отменены карточки, проведена денежная реформа и в магазинах появились продукты, но покупать было не на что. На прилавках лежало много красной рыбы, красной и черной икры.

Весной 1946 года отец пошел работать в НИИ 88 механиком, а осенью был включен в команду, во главе с Сергеем Павловичем Королевым, которая была направлена в Германию. Основная цель этой команды была добыча документации и технологии производства немецких ракет ФАУ-2. В Германии отец жил вместе с Сергеем Павловичем в одном доме. Вернулись они из Германии на специальном поезде. Мне посчастливилось побывать в этом поезде. Это был целый завод на колесах. Здесь была своя электростанция, механические мастерские, конструкторское бюро, жилые помещения. Отец познакомил меня с немецкими специалистами.

После возвращения из Германии отец почти все время проводил в командировках в Капустином Яре. Там строился первый в нашей стране космический полигон. Там испытывались ракеты, привезенные из Германии, а в дальнейшем и наши первые ракеты.

Только после смерти отца мы узнали, что отец был первым парторгом космодрома Капустин Яр.

 

Источник: www.protvinolib.ru страница литературного творчества жителей города Протвино.

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)