В советской зоне оккупации Австрии

Читайте первые части: Известие о войне

Батальон, в котором мне предстояло служить, обслуживал все линии связи штаба ЦГВ. Большая часть офицеров и солдат батальона была разбросана по всей советской зоне оккупации в Австрии, а также в Венгрии. Люди находились на контрольно-испытательных пунктах (КИП) и контрольных телефонных постах (КТП). Каждый участок, в целях профилактики и защиты от подслушивания контролировался путем обхода линейными надсмотрщиками.

Самым ответственным считался участок, в который входила “шахта Вены”. Она была составной частью международной телефонной станции Вены, куда подходили все кабели связи Австрии. Все кабели подходили на станцию через т.н. кабельную шахту, попадая на кросс, где происходила коммутация связей. Именно кросс, как важнейший элемент станции, соглашением межсоюзных властей, был передан под охрану и контроль советской стороне. Здесь проходили не только австрийские, но и военные связи союзников, то есть советские, американские, британские и французские. Понятно, что это место находилось под усиленным вниманием не только советских властей.

Доступ на кросс был запрещен для всех, кроме двух австрийских механиков и наших связистов, дежуривших на кроссе. Сама станция охранялась постом межсоюзного караула, который менялся раз в месяц.

После недельного ожидания мне приказали принять участок, который начинался в Венгрии и заканчивался “шахтой Вены”. Следующую неделю я посвятил, приему участка и своего взвода, разбросанного на точках от города Шапрон в Венгрии до “шахты Вена”.

У входа на международную станцию, где теперь располагалась моя “шахта Вена”, меня встретил высокий солдат-американец, охраняющий вход в здание и отсалютовал, отдавая честь. Старший лейтенант Юровский, у которого я принимал свое новое хозяйство, служил в Австрии уже 4 года и горел желанием поскорее уехать домой в Союз.

Познакомив меня с личным составом, который жил здесь же на станции, и со всем остальным, что я должен был знать, и на что ушло 2 дня, Юровский в порыве откровения, сказал мне, что ему не хватает одной только капли, чтобы пойти ко дну. Наверное, этим он хотел сказать, каким опасным было это место, а, может, он имел в виду свои грехи, которые накопились за 4 года.

Была еще одна особенность этого моего нового поста. Мне еще предстояло сотрудничать с комендантом связи советской оккупационной зоны и отделом связи Советской Части Межсоюзного совета, преобразованного вскоре в аппарат Верховного Комиссара СССР в Австрии. Я постепенно начинал понимать, какая ноша свалилась на меня. Прежде всего, нужно было освоить кросс, а это значило и всю систему связи Австрии. Без этого было немыслимо нести ответственность за порученный участок.

На следующий день состоялось мое знакомство с комендантом связи советской зоны майором Сигидиненко. Это был человек среднего роста, немного полноват, с умными, проницательными глазами. Его манера поведения, разговора, правильная, чуть ироничная речь, выдавали в нем человека высокой, культуры и вызывала симпатию. Я уже слышал отзывы о нем, как об очень сильном специалисте, который прекрасно знал всю систему связи Австрии.

Комендатура связи находилась в этом же здании и занимала две большие комнаты. В одной из них находилась переводчица-австрийка, в другой — комендант. В комнате находились шкафы, набитые огромным количеством схем, кабель-планами и многим другим, характеризующим австрийскую систему связи.

Все это было собрано за несколько лет комендатурой связи, в которой тогда работало 16 офицеров и несколько переводчиков.

Майор пригласил меня сесть и приготовиться слушать. В этот день я узнал многое не только о связи, но и о политической обстановке в Австрии. Комендант рекомендовал быстрее осваивать хозяйство станции и быть готовым к поездкам на все австрийские объекты связи, где проходили наши военные связи.

Он поинтересовался, в какой мере я знаю немецкий, и рекомендовал совершенствовать его. Особенно хорошо нужно знать все технические термины, которые применяются в связи.

 

Работа моя обещала быть интересной и была связана с постоянными поездками по своему участку обслуживания линий связи, а это были сотни километров дорог по Австрии, Венгрии, на машине или на поезде.

В этих поездках я невольно знакомился со страной, где мне выпало служить. До этого я успел уже увидеть многое. Это были украинские степи, где проходило мое детство, и Сибирь, где учился, Карпаты и Трансильванские Альпы, где воевал, но такой красивой страны видеть еще не приходилось. Это была Альпийская горная страна, исключая ее восточную часть и узкую долину Дуная.

Дорога обычно петляла в горах, от зеленых долин поднималась к горным лесам, альпийским лугам и вновь спускалась в долину. Там виднелись маленькие деревушки, где обязательно торчал шпиль церквушки, а на склонах гор зеленели виноградники.

Зимой, когда в горах выпадал снег, дорога часто проходила по снежному коридору, прорубленному в снегу. Справа и слева снежная стена иногда достигала высоты двухэтажного дома. Когда дорога шла по открытому склону, внизу виднелись те же деревушки, занесенные снегом, но неизменно везде торчал все тот же церковный шпиль.

Австрия была не только красивой, но и благоустроенной, ухоженной страной, где постройки были столетней давности, где сохранились еще замки феодальных времен, где многие носили одежду, фасон которой не изменился и за сто лет. Здесь очень бережно относились к своей культуре и старине.

Удивительно быстро, за каких-нибудь два года, Австрия проделала путь от послевоенной разрухи до построения демократического государства с хорошо работающей экономикой, торговлей, транспортом.

За короткое время австрийцы успели создать такое изобилие товаров и продуктов, о котором в соседней Венгрии не могли и мечтать спустя многие годы. Вся Австрия после окончания войны была союзниками разделена на четыре зоны, одна из которых была советской. Вена была красивым старинным городом с узкими улицами старого города и современными магистралями. Она также была разделена на зоны, но границы между зонами были условны.

В 50 километрах южнее Вены лежит небольшой город Винер-Нойштадт, здесь находится второй мой объект — КИП, откуда линии связи идут в Венгрию и где находится часть моих людей.

Недалеко от КИП находится лагерь перемещенных лиц, обнесенный колючей проволокой и охраняемый караулом.

Там находятся те, кто был угнан на работу в Германию. Это граждане Советского Союза. Теперь, прежде чем вернуться на родину, они проходят проверку КГБ. В основном это женщины, некоторые с детьми. Были и такие, кто не собирался домой, но которых КГБ находил и увозил домой помимо их воли.

В этот лагерь мои солдаты ходили смотреть советские фильмы, которые по субботам и воскресеньям крутили для лагерников. Несколько раз бывал там и я. Запомнился случай, когда один мальчик плохо говорил по-русски. Мать объяснила, что попала в Италию, и там он рос. Поэтому говорит по-итальянски лучше. Всем им предстояло 1-2 месяца ждать отправки на родину. Были и такие, которые ждали отправки на Колыму.

Пришло время моего первого отпуска. Считалось, очевидно, что служить в капиталистической стране невыносимо трудно, поэтому каждый офицер имел два отпуска в году, каждый по 45 суток. Часть денежного довольствия мы получали в местной валюте, а остальные деньги шли на расчетную книжку. Таким образом, на отпуск собиралась приличная сумма денег.

В Австрии мы ходили без оружия, но в отпуск в Союз полагалось брать оружие. С Вены до пограничной станции Чоп ходил веселый поезд, где не было проводников и не нужны были билеты. Ехали на нем только военнослужащие. Отпуск приходил быстро, еще раньше кончались деньги. И вот опять Чоп, проверка документов и тот же веселый поезд.

Справедливости ради нужно заметить, что в больших гарнизонах создавались условия для отдыха офицеров. Существовали дома офицеров, где шли советские фильмы, работали буфеты, танцзалы.

В Вене Дом офицеров занимал одно крыло дверца императора Франца-Иосифа. Вся роскошь императорского дворца была здесь сохранена, и в залах царила обстановка красоты и богатства. Говорили, что в нашем танцзале когда-то танцевал сам Иоган Штраус.

Обычно в наши революционные праздники командование устраивало здесь пышные приемы для дипломатов, австрийских властей и командования союзных войск в Австрии.

На площади перед дворцом тогда радио объявляло: “Машину посла Франции к подъезду!” или “машину командующего американскими войсками к подъезду!”

Подъезжала машина американского генерала, на которой торчало 5 антенн. На скромных “Победах” подъезжали наши генералы.

За порядком в городе следили межсоюзные патрули-четверки. Их так называли потому, что в машине находилось четверо солдат: русский, американский, английский и французский. Они патрулировали улицы Вены.

Каждый месяц сменялись коменданты Вены и межсоюзные караулы. Смена комендантов сопровождалась торжественным парадом войск, в котором принимали участие по роте с каждой стороны, со своим оркестром. Посмотреть этот парад собиралось немало австрийцев.

Это было интересное зрелище, где каждая сторона стремилась показать себя с лучшей стороны. Быстро пробегали какие-то жидкие французы. Французские музыканты подбрасывали кверху свои трубы и ловили их, не переставая в то же время играть.

Англичане за строем вели полкового козла. Всеобщее оживление вызывали шотландцы в юбках.

Американцы, все очень высокого роста, шли за огромным оркестром, который больше напоминал джаз.

После короткой паузы, где-то вдали раздавались звуки ударов сапог о мостовую, как будто шел великан. Все оживлялись и протискивались вперед, чтобы посмотреть на русских. Такого красивого строя, четкости, да и оркестра ни у кого не было. Первенство все отдавали русской роте.

Прошло несколько месяцев и, однажды, на совещании комбат объявил нам, что принято решение о формировании отдельной роты связи, которая будет прикрывать все связи севернее Вены. Командиром роты был назначен майор Филатов, а меня назначили его заместителем.

Местом дислокации роты определили маленькую деревушку Блюмау. Месяц ушел на получении техники, автотранспорта и прием линии связи. “Шахта Вена” оставалась за ротой.

Самая северная наша точка — КИП “Загар” располагался в Аленштайге. Его называли австрийской Сибирью. Здесь, в горах, зима начиналась раньше и была суровой.

Говорили, что фельдмаршал Паулюс именно здесь готовил свою 6 армию к походу на Союз. Сам КИП размещался, в доме, где когда-то жил Паулюс.

Начальство требовало, моего постоянного присутствия на “шахте Вена”, и я все больше находился там.

Все объяснялось тем, что комендант связи зоны, майор Сигидиненко, выслуживший уже все установленные сроки пребывания в Австрии, очень хотел уехать домой, в Союз. До сих пор он не находил подходящего преемника, а теперь избрал меня на свое место. Он считал, что достаточно будет нескольких месяцев, чтобы подготовить меня. Считалось, что офицер, который прибудет вместо Сигидиненко, потом будет выполнять его обязанности.

Каждый день мы с майором Сигидиненко отравлялись на машине в какой-нибудь район Австрии на австрийские узлы связи, через которые проходили наши связи.

На переговоры с австрийцами комендант приглашал и меня. Иногда во время переговоров, майор, когда замечал у переводчицы трудности с языком, сам переходил на немецкий. Австрийцы были самого высокого мнения о Сигидиненко, и каждое его требование или пожелание выполнялось австрийской стороной беспрекословно.

Майор, который прибыл вместо Сигидиненко по замене, остался в управлении связи в Бадене, редко появляясь в комендатуре, и все дела здесь достались мне. Таким образом, Вена стала местом моего постоянного пребывания.

Мне приходилось трудиться на двух фронтах: в качестве заместителя командира отдельной роты связи, на которой лежала задача обслуживания большей части боевых связей штаба центральной группы войск, и одновременно исполнять обязанности коменданта связи советской зоны оккупации в Австрии. Основная моя служба проходила в Вене, но приходилось бывать и в Блюмау, где базировалась рота и находилась ее команда.

Жизнь здесь была по провинциальному тихая. Основная часть личного состава была разбросана на КИП и телефонным точкам по всей советской зоне оккупации, а в роте находился сам командир и несколько штабных офицеров роты. Здесь сложился свой гарнизонный быт, в котором не была забыта и местная достопримечательность — гастхауз “У Розы”.

Закончив дела в роте, перед обедом командир приглашал меня на фиртель сухого. Все, кто уже долго служил в Австрии, пили только сухое. Это был основной напиток в Австрии, только его признавали австрийцы, и к нему приходили все офицеры.

Запрет на культурные развлечения многих толкал на выпивку, однако она, обычно, не переходила в пьянку. “У Розы” был свой порядок. Можно было выпить, даже если в кармане было пусто. Это ценилось. Роза не знала фамилий своих клиентов, но все пользовались ее кредитом. Она вела свой журнал, где каждому давала кличку. Один именовался блондином, другой имел кличку доктор и т.п.

После получки все честно расплачивались с Розой. Такая вольность в Блюмау объяснялась тем, что сам опер КГБ, которого все окрестные хозяева гастхаузов звали Петро, ни дня не ходил трезвым. Все знали, кто он и позволяли ему пить бесплатно.

Другой достопримечательностью Блюмау был единственный магазин Шванцера, куда ходили за покупками. Хотя Шванцер торговал продуктами, у него можно было заказать любой товар: от велосипеда до пальто или костюма. Мы смеялись: “Как ты, торговец мясом, умудряешься привозить все, что тебе заказывают?” Для нас, граждан социалистического государства это было непостижимо.

Шванцер отвечал: “Когда вам понадобится ваш “МИГ”, я вам его достану”.

Наш Петро был не просто пьяницей. Недавно он отправил в 24 часа зам. по тылу соседнего батальона капитана Собакина. Виной была жена бургомистра Мария. Это была довольно интересная женщина, которой нравились русские офицеры, все молодые крепкие парни и всегда холостяки.

На свою беду капитан Собакин познакомился с Марией в гастхаузе. В маленьком гарнизоне все много знают друг о друге. Как-то капитан Собакин зашел к бургомистру домой, а следом за ним пришел Петро. Хотя приятель Марии сидел в шкафу, его китель, к сожалению, висел на спинке стула.

Когда я в очередной раз приехал в Блюмау, меня встретил командир и повел меня сразу в гастхаус. Он выглядел озабоченным, и там поведал мне новую служебную тайну. Он узнал, что нашего офицера с КИП “Брук”, лейтенанта Антошкина КГБ собирается отправить через день, в 24 часа в Россию, за связь с австрийкой.

Мы знали Антошкина, как трудолюбивого и требовательного командира взвода, у которого на КИП всегда был порядок, связь на его участке работала бесперебойно. Он уже долго служил за границей и считался примерным офицером. Было жаль терять его, но здесь правил бал КГБ. Помочь ему мы не могли, но решили по-офицерски, честно, сказать ему об этом. В ответ мы получили приглашение отметить это печальное событие в ресторане в Вене. Отказаться от приглашения, после нескольких лет совместной службы мы не смогли, и вечером оказались в дорогом ресторане, куда не ходили русские и о нем не знали наши оперы.

Мы были в военной форме и богатая публика, очевидно, впервые увидела здесь русских офицеров. Нам показалось, что на нас смотрят не очень дружелюбно, но нас это не заботило.

В разгар вечера случилось то, чего мы не ждали. Антошкин встал, подошел к дирижеру оркестра и что-то ему говорил, пока тот не закивал головой в знак согласия.

Мы думали, что Антошкин заказал что-то русское перед дорогой. Но оркестр вдруг заиграл “цыганочку”, а наш Антошкин вышел на площадку для танцев. Мы ждали конфуза и корили себя за то, что пришли. Но что-нибудь сделать уже было поздно. Антошкин начал танцевать под ироничные и удивленные взгляды публики, не привыкшей к таким экстравагантным поступкам. Неожиданно, мы увидели танец профессионала высокого класса. Мы увидели артиста, и им был наш Антошкин. Когда танец закончился, публика была в восторге. Атмосфера в зале в корне переменилась. Все улыбались, подымали в нашу честь бокалы. Некоторые подходили, чтобы сказать нам добрые слова. Мы чувствовали себя героями вечера.

Все испортил командир. Он тоже встал и подошел к дирижеру оркестра. Он долго что-то говорил ему. Я не знал за ним никакого таланта и ждал что будет. Наконец оркестр заиграл арию из оперетты. У рояля в театральной позе застыл командир. Он запел: “Цветок душистый прерий…”. Нет, он не запел. Он издавал звуки, которые мог издавать ишак или козел, да при этом он и жутко фальшивил, сбивался и начинал петь снова. Потом он раскланялся перед публикой и ушел. Восторг публики продолжался. Наверное, они видели в этом русскую шутку. Мы уходили героями, и нас сопровождал сам хозяин ресторана. Вспоминая этот случай, я, в оправдание нашей несерьезности, могу только сказать, что мы были молоды.

Спокойная наша жизнь однажды была нарушена. Линейные надсмотрщики докладывали с линии, что ими обнаружено в районе Швехат замаскированное подключение к линии.

Им было приказано устроить засаду и ждать. Через несколько часов вблизи появилось два человека. Один из них направился к яме, где была спрятана аппаратура. Другой держался в стороне. Задержать удалось только одного. Он оказался британским разведчиком. По этой линии поддерживалась связь штаба группы войск с генеральным штабом в Москве. Связь поддерживалась с помощью защищенной от подслушивания системы высокочастотной связи, очень надежной, и вряд ли это подключение могло что-то дать британской разведке.

Со временем произошел еще один случай подслушивания. Кабель № 503 проходил в Вене по границе между советской и французской зонами. При помощи измерений было обнаружено подключение к кабелю. Подключение привело к винной лавке, принадлежавшей англичанину. В этом кабеле не было боевых связей. Возможность подслушивания на нем нами была предусмотрена заранее. Эти случаи показали, что разведка других стран продолжает активно работать. С британской мы столкнулись дважды.

 

Продолжение следует.

Текст прислал для публикации на www.world-war.ru автор воспоминаний.